Василий Чуйков - Николай Александрович Карташов

майора С.С. Долгова при участии сводного полка 112-й стрелковой дивизии. С этого дня вплоть до конца января 1943 года Мамаев курган стал символом неслыханного героизма советских солдат, его подступы превратились в место кровопролитных, ожесточенных боев. Достаточно сказать, что в первые же часы после взятия высоты, гвардейцы выдержали свыше 800 самолето-вылетов, отбили шесть атак, которые осуществляли гитлеровцы силами до двух пехотных полков и сорока танков.

Спустя много лет после окончания Великой Отечественной войны Чуйков подарил свою только что вышедшую в «Военном издательстве» книгу «Сражение века» Александру Ивановичу Родимцеву, дважды Герою Советского Союза, генерал-полковнику. На титульном листе маршал написал: «…Если бы не твоя 13-я гвардейская дивизия, то трудно сказать, что было бы в середине сентября 1942 года». Василий Иванович нисколько не покривил душой. Именно перелом в те тяжелые и, как многим казалось, последние для защитников Сталинграда часы был создан гвардейцами генерала Родимцева.

Чуйков очень уважал и ценил Родимцева. Уже после их первой встречи Василий Иванович отметил, что Родимцев «смекалистый, волевой, уверенный в себе и в своих людях командир. Добрый к друзьям и непримиримый к врагам своего народа. Простодушный, сердечный, кремень, хоть огонь высекай». Звезда Героя Советского Союза на гимнастерке комдива, полученная им за Испанию, также о многом говорила.

В свою очередь Александр Иванович Родимцев оставил о своем командарме такие воспоминания:

Впервые я познакомился с Василием Ивановичем Чуйковым в Сталинграде. К моменту переброски нашей дивизии через Волгу 62-я армия оказалась обескровленной – все ее соединения и части в упорных боях понесли большие потери…

Во время знакомства, постановки боевой задачи я отметил про себя, что командарм не робкого десятка человек, обладает большой военной эрудицией, очень волевой и решительный. В конце нашего разговора он поднялся со стула, в упор глядя на меня, спросил:

– Как, товарищ Родимцев, выполните задачу? Не пропустят гвардейцы врага к Волге?

– Уходить из Сталинграда не собираюсь и не уйду. Так же думают все бойцы, командиры и политработники дивизии.

– Хорошо. Тогда за дело!

Сто сорок дней стояли насмерть наши гвардейцы у стен Сталинграда, перемалывая живую силу и боевую технику врага. Все это время я постоянно держал связь с командармом, видел Василия Ивановича и в минуты гнева, и в короткие мгновения радости.

Умел Василий Иванович в ходе короткой беседы точно определить деловые качества человека, увидеть в нем перспективного командира. И вообще наш командарм любил бывать среди воинов, выслушивать их нужды, старался немедленно обеспечивать войска всем необходимым. Но уж слишком не любил он трусов, терпеть не мог маловеров и паникеров.

За свою жизнь мне довелось много воевать. Видел я и по-настоящему отважных людей. Но Василий Иванович Чуйков – храбрейший среди храбрых и наивысшего мужества полководец. Но сгоряча мог «отмерить» на полную катушку.

Бойцы дивизии Родимцева бились насмерть, отстаивая каждую улицу, дом, квартиру. Сам Александр Иванович, вспоминая бои за Сталинград, назвал самым трудным бой, который был 22 сентября. Об этом он так написал в своей книге мемуаров «Гвардейцы стояли насмерть»:

Бой, развернувшийся ранним утром 22 сентября на участке дивизии, по напряжённости и потерям превзошёл все предыдущие бои, которые пришлось вести гвардейцам в городе… Под непрерывным обстрелом, под бомбовыми ударами гвардейцы бились насмерть, отстаивая каждую улицу, дом, квартиру. Повсюду то и дело вспыхивали яростные рукопашные схватки.

Это поистине был ад. Я побывал не в одном сражении, но в такой схватке мне довелось участвовать впервые. В этом бою, который даже ветеранов поразил своей ожесточенностью, гвардейцы проявляли чудеса выдержки и героизма. Главный удар гитлеровцы нацелили в стык двух полков, чтобы разрезать нашу дивизию и уничтожить её по частям.

И вот пришёл момент, когда на одном из участков обороны погибли почти все бойцы и командиры. Пятнадцать вражеских танков и около двухсот автоматчиков прорвались в образовавшуюся брешь и вышли к Волге. Почти одновременно фашисты добились успеха на левом фланге в районе площади 9 Января. Момент был критический. Возникла реальная угроза окружения 34-го полка и разобщения сил дивизии. На помощь бросили мои резервы – сводный батальон, собранный из подразделений тыла дивизии. Прорыв ликвидировали.

В тот день части и подразделения дивизии отразили 12 танковых атак. Небывалая стойкость защитников Сталинграда срывала все планы и расчеты Паулюса, штаб которого в отличие от штабов Чуйкова и Родимцева, находился в нескольких десятках километров от развернувшихся сражений.

– Когда же Сталинград будет взят? – допытывались у Паулюса дотошные немецкие репортеры, прилетевшие специально из Берлина для освещения этого незабываемого для Великой Германии события – падения Сталинграда.

– Теперь в любой момент, – все еще бодро отвечал Паулюс, хотя суровая задумчивость уже отпечаталась на его лице.

По свидетельству историков, в те сентябрьские дни в Германии были даже отпечатаны тиражи некоторых газет с кричащим заголовком на первой полосе «Сталинград пал!». Однако доставку тиража подписчикам и в киоски отложили, так как из штаба Паулюса не получили в Берлине ожидаемого радостного известия.

Сталинград стоял твердой глыбой, которую невозможно было разрушить ни тяжелыми и огнеметными танками, ни шестиствольными минометами, ни армадами пикирующих бомбардировщиков с воющими сиренами, осколочными, фугасными бомбами… Этой глыбой являлись русские солдаты. Для них героизм стал бытом, сделался будничной, каждодневной привычкой. На вопли немцев, грозивших им из развалин соседних зданий и кричавших «Эй, рус, скоро буль-буль у Вольга, сдавайся!», они не жалели матерных слов, которых, как известно, в избытке в русском языке. С этими непечатными словами защитники Сталинграда били врага.

Вот рассказ бывшего командира пулеметного взвода 92-й морской стрелковой бригады А. Хозяинова:

Наша бригада североморцев переправилась через реку в ночь на 17 сентября и уже на рассвете вступила в бой с фашистскими захватчиками… Помню, как в ночь на 18 сентября, после жаркого боя, меня вызвали на командный пункт батальона и дали приказ добраться с пулеметным взводом до элеватора и вместе с оборонявшимся там подразделением удержать его в своих руках во что бы то ни стало. Той же ночью мы достигли указанного нам пункта и представились начальнику гарнизона. В это же время элеватор оборонялся батальоном гвардейцев численностью не более 30–35 человек вместе с тяжело и легко раненными, которых не успели еще отправить в тыл…

18-го на рассвете с южной стороны элеватора появился фашистский танк с белым флагом. «Что случилось?» – подумали мы. Из танка показались двое: один – фашистский офицер, другой – переводчик. Офицер через переводчика начал уговаривать нас, чтобы мы сдались «доблестной» немецкой армии, так как оборона бесполезна и нам больше не следует тут сидеть «Освободите скорее элеватор, – увещевал нас гитлеровец. – В случае отказа пощады не будет. Через час начнем бомбить и раздавим вас». Мы тут же дали короткий ответ фашистскому лейтенанту: «Передай по радио всем фашистам, чтобы катились на легком катере… к боговой матери… А парламентеры могут отправляться обратно, но только пешком».

Фашистский танк попытался было ретироваться, но тут же залпом двух наших противотанковых ружей был остановлен. Вскоре с южной и с западной сторон в атаку на элеватор пошли танки и пехота противника численностью примерно раз в десять сильнее нас. За первой отбитой атакой началась вторая, за ней – третья, а над элеватором висела «рама» – самолет-разведчик. Он корректировал огонь и сообщал обстановку в нашем районе. Всего 18 сентября было отбито девять атак.

В элеваторе горела пшеница, в пулеметах вода испарялась, раненые просили пить, но воды близко не было. Так мы отбивались трое суток – день и ночь. Жара, дым, жажда, у всех потрескались губы. Днем многие из нас забирались на верхние точки элеватора и оттуда вели огонь по фашистам, а на ночь спускались вниз и занимали круговую оборону. Наша радиостанция в первый же день боя вышла из строя. Мы лишились связи со своими частями.

Но вот наступило 20 сентября. В полдень с южной и западной сторон элеватора подошло 12 вражеских танков. Противотанковые ружья у нас были уже без боеприпасов, гранат также не осталось ни одной. Танки подошли к элеватору с двух сторон и начали почти в упор расстреливать наш гарнизон.

Однако никто не дрогнул. Из пулеметов и автоматов мы били по пехоте, не давая ей