Дресс-коды. 700 лет модной истории в деталях - Ричард Томпсон Форд

высотой… Едва ли найдется молодая женщина, которая считает себя модной, у кого нет бурсита большого пальца, натоптышей, мозолей и опухания суставов… Ни здравый смысл, ни независимость, ни твердость характера, кажется, не в силах избавить женщину… от рабства моды. Право голоса! Право занимать должность! Покажите нам хоть одну женщину, которой хватит независимости, благоразумия и вкуса… пройти по Пятой авеню в… обуви, которая не мешает ее комфорту и походке»[434].

В начале XX века дресс-коды, предложенные в Массачусетсе и Юте, должны были запретить обувь с каблуками выше полутора дюймов[435]. В 1921 году в Юте рассматривали билль, согласно которому штраф до 1000 долларов и один год тюрьмы полагались той, у кого есть обувь с высокими каблуками[436]. В 1921 году обувщики Массачусетса предстали перед законодателями штата, чтобы пожаловаться на то, что предложенный билль ставит вне закона 60 процентов женской обуви.

На что представители Массачусетского общества остеопатов ответили, что «высокие каблуки [это] худшая эпидемия, с которой сталкивалась какая-либо страна», и утверждали, что «причиной 87 процентов женских болезней являются высокие каблуки», повторяя доводы ранних критиков корсета.

Хуже всего, по словам председателя общества, было то, что «материнство находилось под ударом»[437]. Казалось, высокие каблуки угрожали разрушить самую суть добродетельной женственности.

Даже сегодня высокие каблуки все еще вызывают ассоциации с женским тщеславием, и многие осуждают и такую обувь, и женщин, которые ее носят, как делали это моралисты XIX века. К примеру, в 2013 году Хорхе Кортелл, исполнительный директор стартапа в области высоких технологий Kanteron Systems, тайком сфотографировал женщину в туфлях на высоких каблуках на конференции и выложил фото в социальную сеть, сопроводив подписью: «Эти каблуки… Какого черта?» и хэштегом #brainsnotrequired (мозги не требуются).

Кортелл развил тему в следующих постах, утверждая, что обувь на высоких каблуках «ГЛУПАЯ, вредит вашему здоровью», она симптом «поверхностности, желания поставить имидж выше здоровья» и проклятие для «культуры, которая ценит факты, науку, здоровье, выбор, улучшения… а не… отсутствие содержания»[438].

Многих женщин возмутили слова Кортелла, и одна из них спросила: «Значит, вы не видите ничего плохого в том, чтобы называть женщин глупыми?» Комментарии Кортелла означали, что женщины, которые носят обувь на высоких каблуках, либо безмозглые или, в лучшем случае, не нуждаются в мозгах, поскольку могут эксплуатировать свою сексуальную привлекательность, чтобы двигаться вперед. Их каблуки были оружием в битве за преимущества в карьере, способом, как выразилась Меган Гарбер из The Atlantic, «используя женственность, обыграть систему, основанную на меритократии»[439]. Атака Кортелла на высокие каблуки, исходившая от мужчины в индустрии с мужским доминированием, отдавала шовинизмом.

Но такого же мнения придерживались и многие феминистки, которые относились к высоким каблукам как к симптому и причине женского подчинения. С их точки зрения, они были лишенным практического смысла неудобством, подрывающим женскую автономию и усиливающим восприятие женщин в первую очередь как декоративного украшения. К примеру, в 2000 году моя коллега Дебора Роуд написала в The New York Times, что «индустрия женской обуви – это последнее пристанище женоненавистников», и назвала высокие каблуки «обувью, которая калечит» и «функциональным эквивалентом бинтования ступней».

Она пришла к выводу, что, хотя «никто не заставляет женщин носить сапоги из кожи питона… такие мелкие раздражители… мешают им жить»[440]. Тонкая линия разделяет критику женской моды и критику женщин, которые ее носят, и мало что затрудняет преодоление этой линии больше, чем пара высоких каблуков.

Дресс-коды для высоких каблуков все еще остаются запутанными. На каждого человека, который считает обувь на высоких каблуках непрактичной, сексуально провокационной или шовинистической, найдется другой, кто считает ее шикарной, придающей привлекательность и даже дающей силу. К примеру, в 2013 году консультант по стилю Часси Пост ответила критикам высоких каблуков: «Я принимаю высокие каблуки во всех формах. Я бы бегала в них трусцой, если бы могла… Мне нравится, как они выглядят, как нравится и то, какие ощущения они мне дарят: я становлюсь выше, стройнее и сильнее… Каблуки не только говорят о шике, но и дополняют элегантный образ и преображают рабочий гардероб… Обувь может быть мощным заявлением…»[441]

На любом мероприятии каблуки кажутся такими же популярными, как и всегда, даже среди женщин, которые могут игнорировать практически любой дресс-код. В 1992 году дизайнер обуви Кристиан Лубутен начал использовать красные подошвы на создаваемой им женской обуви. Сказать, что его обувь популярна, – это ничего не сказать. Лубутен стал самым престижным дизайнером женской обуви в мире по версии Luxury Institute’s Luxury Brand Status Index в 2007, 2008 и 2009 годах[442].

В наши дни его обувь продают более чем за 600 долларов за пару, а самые дорогие модели могут стоить более 6000 долларов. Модные женщины устремляются в магазины, чтобы купить его новейшие творения, иногда по несколько моделей в разных цветах сразу. «Это красная подошва. Это туфли цвета крови. Побегу в магазин и схвачу обе пары, я не хочу выбирать», – поет Cardi B о своих лубутенах на шпильках. У писательницы Даниэлы Стил, по слухам, в гардеробе больше 6000 пар лубутенов, которые она покупает по 80 пар за один раз[443].

За прошедшие годы Лубутен не раз подавал иск против конкурентов, которые тоже выпустили обувь с красной подошвой. Он утверждал, что такие туфли – это его эксклюзивный фирменный знак, и в 2011 году Апелляционный суд второго округа США постановил, что Лубутену принадлежит исключительное право производить женскую обувь с контрастными красными подошвами[444]. Прошло более 230 лет после того, как были отменены регулирующие коды Людовика XIV и свергнут старый режим, но законы все еще определяют, кто может покупать и продавать обувь на высоких каблуках с вожделенными красными подошвами, гарантируя им эксклюзивность и высокий статус.

Жертвы моды

Древний императив отделить добродетельных женщин от падших все еще определяет современные дресс-коды, и многие используют их, чтобы оправдать навязчивый контроль над женскими телами. Если некоторые дресс-коды наказывают таких женщин, как Дарлин Джесперсен, и тех, кто отвергает высокие каблуки из-за нежелания превращаться в сексуальный объект и в украшение, то не менее строгие правила и ожидания требуют женской скромности. Скромность может показаться противоположностью или даже антидотом сексуальной объективации и декоративности, но на самом деле оба вида дресс-кодов требуют, чтобы женщина соответствовала желаниям мужчин.

Если сексуализированная, декоративная женщина должна выглядеть приятно для мужских глаз, то скромная женщина обязана не привлекать к себе внимания. Требования декоративности и скромности – это две стороны одной патриархальной монеты, и современная женщина обязана балансировать на ее ребре.

* * *

В XIX веке ступни были самой эротичной частью тела, чья возбуждающая сила превосходила декольте.

Историк Филипп Перро пишет, что ступня была «в центре всех мужских одержимостей, искрой, зажигавшей их желания, якорем всех их фантазий». Спрятанные от глаз юбками, касавшимися пола, женские туфельки и ножки стали «объектом универсального, пылкого и фанатичного культа»[445].

Умелые кокетки балансировали на грани приличий, приподнимая юбки, когда садились в экипаж или выходили из него, ровно настолько, чтобы показать «кончик изящной ступни, которая вас привлекает… до такой степени, что вызывает у вас неумеренное желание увидеть то, что скрыто… Очень мало надо показать, чтобы намекнуть на большее»[446]. По контрасту, когда показывали слишком много, эротическое напряжение уменьшалось, и отталкивающие недостатки становились слишком явными: «Девушка… невинная и наивная… покажет ножку до щиколотки, не подозревая, что верх ее ботинка может быть расстегнут, а чулок не натянут…»[447] По иронии судьбы дресс-коды, требовавшие скромности, могли эротизировать грань между дозволенным и недозволенным, поощряя похоть, а не предупреждая ее. То, что скрыто, таит в себе вечную привлекательность запретного плода.

В XXI веке ключицы, возможно, сменили ступни в роли объекта эротического интереса и социального табу. В 2015 году Стефани Данн отправили домой из средней школы округа Вудфорд в Кентукки за то, что она надела топ, открывающий ключицы[448]. Годом ранее