Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

После долгих месяцев, проведённых в качающихся стальных коробках кораблей, после тесноты кают и кубриков так радостно было ощутить под ногами твёрдую землю, а не зыбкую палубу, дышать воздухом, наполненным ароматом травы, цветов и деревьев, слышать пение птиц, а не звуки команд и круглосуточный шум судовых дизелей.

Пока мы купались, дельфины резвились рядом, выныривая среди людей и нисколько нас не опасаясь. Местные пацаны даже плавали на них верхом или цеплялись за хвостовой плавник. Они прекрасно понимали друг друга. А мористее пляжа цепочкой держались с десяток дельфинов, охраняя нас от акул и гигантских скатов-мант.

После недолгой стоянки отряд кораблей снялся с якорей и кильватерной колонной пошёл в сторону Адена. Через пролив, как обычно, отряд «вели» дельфины-лоцманы, чётко указывая путь между рифами.

Наверное, и сто, и двести лет назад они так же вели пиратские шхуны и купеческие парусники-«дхоу». Они никогда не уходят далеко от острова и не смешиваются с другими дельфинами. Здесь их дом, где они живут в мире и согласии с людьми и морем. Местные жители их просто обожествляют, они даже дают им имена. Дельфины часто загоняют им в прямо в сети косяки рыбы. Изображения дельфинов начертаны на древних скалах,

То, что дельфины всегда крутятся возле кораблей, давно известно на всех морях, но с тем, что они грамотно ведут лоцманскую проводку, мы сталкивались впервые. Больше такого нигде наши опытные штурманы не встречали, даже всезнающий капитан не помнил.

Мы ещё не раз бывали на Сокотре, и всегда встречали нас друзья-дельфины.

На подходе к проливу свободные от вахт моряки высыпали на верхнюю палубу и радостно приветствовали дельфинов, которые, временами вылетая из воды, как чёрные торпеды, стремительно носились возле бортов и, казалось, радовались не меньше нас. А «лоцман» неизменно появлялся за милю до пролива и шёл, выдерживая курс, как по карте.

Хорошо ощущать, что мы не одни на этой земле, что в глубинах далёкого Индийского океана живут наши братья по разуму и бескорыстные друзья – добрые дельфины острова Сокотра.

Хождение по «Эллипсу»

Морское посыльное судно «Моржовец» (более известное в бригаде как «Хрен моржовый»), плавно раскачиваясь на высоких, с белым гребнем волнах, пробивалось через Сангарский пролив в Тихий океан. Совсем недавно прошёл шторм, и крупная зыбь ещё не улеглась, по небу носились рваные клочья чёрных туч, берега Японии были затянуты серой дымкой дождя, крупные капли которого разбивались об остекление ходовой рубки. Было сыро и неуютно. Однако, несмотря на волны, в проливе было оживлённое движение, сновали паромы, грузовые суда и мелкие рыбацкие шхуны. Дорогу нам, порой исчезая в волнах, пересёк маленький бот-кавасаки, тащивший на буксире ещё два бота. Рослый японец в синей, насквозь мокрой рыбацкой робе приветственно поднял руку. Его жёсткие чёрные волосы стояли торчком, он весело и белозубо улыбался.

– Крепкий мужик! Меня бы хрен кто в такую погоду на шлюпке в море выгнал, – с ноткой уважения сказал вахтенный офицер.

– Ага! Акимчик скажет – ты и на бревне быстрее торпеды в океан выскочишь! – откликнулся из своего высокого кресла командир, капитан-лейтенант Иконников. Оба сдержанно засмеялись – крутой нрав начальника аварийно-спасательной службы флота был всем хорошо известен.

«Моржовец», один из переоборудованных кораблей большой и удачной серии польских «гидрографов», был великолепным ходоком, прекрасно «отыгрывался» на волнах, а амплитуда качки позволяла экипажу и пассажирам нормально её переносить. Он постоянно бегал между Владивостоком и базами в Камрани и Кампонгсаоме, перевозил людей и грузы, и в главной базе его можно было увидеть очень редко. На судне был смешанный экипаж – военное командование, немного матросов-срочников да несколько вольнонаёмных специалистов. Небольшой экипаж жил дружно, командира все уважали, судно сияло чистотой деревянной палубы и свежеокрашенными надстройками.

Наш танкер находился в планово-предупредительном ремонте, и мы с радистом Сергеем Молодовым были временно прикомандированы на «Моржовец» для обеспечения выхода по программе «Эллипс». Это была программа обеспечения запусков пилотируемых космических аппаратов, по которой от Байконура до точки выхода на орбиту в Тихом океане были расставлены поисковые группы на случай нештатной ситуации. На море это были специально оборудованные корабли и суда с соответствующей поисковой аппаратурой и обученными командами. Судовых врачей, которые должны были оказывать помощь в случае необходимости, готовили на специальном полигоне под Владивостоком, на реальных спускаемых аппаратах, уже побывавших в космосе.

Через несколько часов мы вышли из узкого Сангарского пролива на безбрежные просторы Тихого океана, который встретил нас довольно неприветливо. Громадные валы мёртвой зыби подбрасывали судно, а сильный боковой ветер сносил с курса. «Моржовец», ныряя в волнах словно утка, стряхивал с себя воду и упорно карабкался на гребень следующей волны. Делать было совершенно нечего, до заданного района оставалось ещё несколько дней пути, и мы просто лежали по каютам, выходя в кают-компанию только поесть и пообщаться.

На следующий день океан немного поутих, тучи рассеялись, и судно увеличило скорость. Экипаж начал проверку спецаппаратуры и тренировки на макете спускаемого аппарата.

На палубу повылезала и вся судовая живность – пёс Кнопа и здоровенный рыжий кот Васька, перед самым отходом нагло перепрыгнувший к нам на борт с буксира МБ-16 и моментально освоившийся на диванчике в каюте боцмана. Свою полезность кот доказал, придушив несколько крыс и сложив их рядышком на корме. За пару суток опытный котяра-крысолов существенно проредил давно не пуганное крысиное поголовье «Моржовца», загнав оставшихся особей из надстройки под пайолы в машинном отделении, где они тихо ползали по замасленной воде.

Пёс Кнопа, некогда бывший нормальной домашней чистенькой болонкой и случайно отбившийся от хозяйки, был прихвачен мотористами в увольнении и тайком принесён на судно. Поскольку он спал на подстилке возле машинного отделения, то весь был в масляных пятнах и напоминал средней величины корабельную швабру.

Кнопа по неискоренимой собачьей привычке очень любил облаивать встречные корабли, опираясь передними лапами на планширь сигнального мостика. Доставалось даже японским патрульным самолётам, постоянно следившим за нами. Так что пёс был у нас вроде зенитки. Особенно он не любил четырёхмоторные японские гидросамолёты ПС-1 – прямо заходился в собачьей истерике.

На судне была деревянная палуба, и животным было на ней хорошо резвиться, при этом Васька постоянно охотился за простоватым Кнопой, прихватывая его в самых неожиданных местах, на радость команде. Помощник командира капитан-лейтенант Смыслов относился к этому философски. Как говорится, «чем бы матрос ни тешился…». Мужик он был тёртый, к своим тридцати двум