Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

Наконец прибыли в заданный район, застопорили машину и легли в дрейф в ожидании сигнала. На штурманской карте среди сплошного синего цвета в углу крохотной точкой был обозначен ближайший клочок суши – коралловый атолл Уэйк. Было воскресенье, и до запуска оставалось два дня. Команда, вытащив удочки, приступила к ловле тунцов, а мотористы во главе с командиром БЧ-5 стали охотиться на акул. У них «удочка» представляла собой здоровенный кованый крюк на поводке из стального тросика, прикреплённого к толстому капроновому линю, пропущенному через шлюпочную лебёдку. Мотористы, зажимая носы, притащили из машинного отделения специально подготовленный кусок тухлого мяса, прицепили его на крюк и бросили в воду. В прозрачной воде было видно, как из глубины появились сначала спутники акул – рыбы-«лоцманы», а затем к наживке метнулась громадная тень первой акулы.

Дальше уже было дело техники – извивающуюся акулу вытащили на корму, опустили на палубу и начали коллективно убивать. Лупили от души и чем ни попадя, наверное, с полчаса, но почти трёхметровая акула ещё подавала признаки жизни. Неосторожно подошедший Кнопа от лёгкого движения хвоста отлетел к пожарному щиту и с обиженным воем удалился.

Акула утихла только после того, как её несколько раз проткнули ломом. И тут в дело вступил Васька, до этого следивший за схваткой с приличного расстояния.

С совершенно не кошачьим рёвом Васька прыгнул на спину акуле, вцепился когтями в плавник и начал с остервенением его грызть, при этом успевая злобно шипеть на матросов, пытавшихся отобрать у кота его законную добычу. Утихомирили кота только струей из шланга. Под общий хохот команды мокрый Васька с куском плавника в зубах, злобно урча, шмыгнул под кормовой трап. Акулу разделали, лучшие куски положили в баки с морской водой вымачивать, вырезали плавники и челюсти, а остатки сбросили за борт, где тут же началось форменное пиршество. Акулы просто кишели у борта, жадно хватая окровавленные куски мяса своей незадачливой соратницы. В воде мелькали разинутые зубастые пасти и хвосты. Всю эту шайку удалось разогнать только бросив в воду гранату, сохранившуюся от последнего рейса во Вьетнам. Сразу всплыло несколько оглушённых акул и тунцов.

Утром начались учения. За борт вывалили краном макет спускаемого аппарата, «группа спасения» села в надувную лодку, и пошло отрабатывание процесса спасения «космонавта» согласно многочисленным инструкциям и наставлениям. Залезая на макет, я чуть было не свалился в воду, так как на шее у меня (с учебными целями) висел здоровенный гаечный ключ (табельный спецключ, положенный мне как командиру группы для открывания люка, был – от греха подальше – в сейфе у командира). Ещё пару раз потренировавшись, мы краном подняли макет на борт и с большим удовольствием искупались в чистейшей океанской воде. За период стоянки мы наловили изрядное количество тунцов, до половины забив рефкамеру.

Ночью был получен сигнал готовности, экипаж с напряжением ждал известий на своих постах. Судно малым ходом описывало круги в заданном районе. Старт ракеты-носителя «Союз» с Байконура прошёл благополучно – вскоре в тёмном небе над нами пронеслась яркая звёздочка, а по радио с главной базы сообщили, что на орбите находится вьетнамский космонавт Фам Туан. По этому случаю для экипажа был приготовлен праздничный ужин, где присутствовали и деликатесы из акулятины. Кстати, после них у многих начала усиленно шелушиться кожа.

Обратный путь проходил уже веселее. Задание было выполнено, и можно было вдоволь любоваться красотами океана и «травить» байки на корме. Злые языки утверждают, что моряки по болтливости находятся на втором месте после детей и незначительно уступают только артистам. Отчасти они правы: содержание этих историй напоминает сказки братьев Гримм и мемуары Казановы одновременно, ибо всегда посвящается одной и неизменной тематике. При сём всегда присутствовали и Кнопа с Васькой, причём Васька только загадочно прищуривался, а Кнопа, забавно вывалив розовый язык, переводил удивлённый взгляд с одного рассказчика на другого.

В туманный пролив Лаперуза мы входили уже в свежую погоду, на выходе превратившуюся в настоящий шторм, не прекращавшийся до самого Владивостока. У мыса Скрыплёва судно ненадолго задержалось на внешнем рейде, приводя себя в порядок.

Народ уже маялся в нетерпении, предвкушая увольнение в город. Из открытого иллюминатора нашей каюты был виден нос зачехлённой спасательной шлюпки, на которой в величественной позе сфинкса восседал рыжий Васька, его уши стояли торчком, глаза были устремлены на город, а усы раздувал береговой ветер. Наверное, тоже соскучился по своему дому – уютному старому буксиру.

Судно лихо пришвартовалось кормой к 36-му причалу, где уже находились комбриг со штабными офицерами и человек двадцать военных, нагружённых вещами. Мы с Сергеем, наспех попрощавшись, быстро перешли на свой танкер, а «Моржовец», заправившись топливом и пресной водой, на следующее утро ушёл во Вьетнам. Такая уж у него была служба!

Стояние в Дананге

Пробившись сквозь завесу неожиданно налетевшего тропического ливня, танкер «Владимир Колечицкий» малым ходом втянулся на мелководный внешний рейд южновьетнамского порта Дананг и встал на якорь. Промокшие до нитки матросы боцманской команды, нехорошо поминая погоду, разошлись по кубрикам. Во мраке тропической ночи сквозь струи дождя еле проглядывали стояночные огни немногочисленных судов и мутное световое пятно в стороне города.

Утром, едва развиднелось, со стороны порта показалось некое тёмное пятнышко, которое вахтенный матрос не смог опознать, а вахтенный помощник, присмотревшись, как-то неуверенно доложил капитану о появлении «неизвестного корытообразного плавсредства», направляющегося к судну, хотя по радио из порта и оповестили о выходе лоцманского катера.

Разбуженный капитан, в кителе и домашних тапочках, посмотрев в свой персональный 15-кратный «цейсовский» бинокль, зевая, покопался в справочнике и классифицировал цель как американский речной бронекатер типа АТС, на котором вьетнамское начальство и портовые власти, видимо, решили нас навестить. Таких катеров штук с сотню досталось вьетнамцам в виде трофеев после войны. Шлёпая плоским днищем по мелким волнам, трофейное чудо заморской техники, ощетинившееся пушками и пулемётными башнями, лихо пришвартовалось к парадному трапу, окатив открытые иллюминаторы танкера из своего камбуза удушливой волной запаха традиционного вьетнамского соуса «ныок мам», по слухам, приготовляемого из квашеной рыбы. Амбре от соуса, надо сказать, был совершенно убойное. На борт прибыл комендант военно-морского района с портовыми чиновниками и несколькими офицерами-пограничниками, сразу прошедший в капитанскую каюту.

– Однако, солярку будут просить, – уверенно сказал третий механик Петя Скворцов, стоящий рядом со мной на шкафуте правого борта (на левом дышать было уже невозможно). Петя был парень серьёзный и умный, в своё время закончивший абсолютно неморское учебное