Памяти солёная волна - Станислав Митрофанович Сахончик

заведение – Киевский институт инженеров гражданской авиации (за что носил негласное прозвище Чкалов). Затем Петя экстерном сдал за курс средней мореходки и после полугода каботажа на ледоколе «Вьюга» был направлен сразу третьим механиком на танкер, идущий на боевую службу в Красное море.

Сверху, из иллюминаторов капитанской каюты, доносился звон стаканов и возбуждённые голоса на двух языках – «дипломатический приём» был в разгаре: законы морского гостеприимства священны и неизменны на всех широтах, а русская водка – она и в Африке водка, незаменимое средство для общения.

В это время мы с Петей заметили маленькую лодчонку, которая направлялась к нам от стоящей мили за полторы от нас полузатопленной старой деревянной баржи. В ней сидели два маленьких пацана, в каких-то лохмотьях, традиционных соломенных шляпах, и гребли небольшими деревянными лопатками. Когда они подошли поближе, стало заметно, что лодка очень странной круглой формы и сплетена из прутьев, чем-то обмазанных снаружи. Страшно было смотреть, как эта большая корзина качается на волнах рядом с судном и от её краев до воды – всего насколько сантиметров. Пацаны показывали на свои рты, кричали тоненькими голосками «ням-ням». На их худеньких тельцах просвечивали ребра, а из одежды было что-то вроде набедренных повязок. И это в декабре! Разумеется, в тёплом вьетнамском декабре, но утро было уж очень свежим.

И хотя нам было строжайше запрещено давать что-либо вьетнамцам, мы, конечно, не удержались. Подкинули пацанам несколько буханок свежего хлеба и консервов – да из кубрика мотористов через иллюминатор ребята передали несколько рубашек. Больше дать было никак нельзя, так как лодчонка, наверное, тут же сразу бы и утонула. Пацаны что-то бормотали, прикладывая руки к сердцу. Потом начали потихоньку отплывать в сторону баржи, где они, видимо, жили.

Вдруг сверху послышалось солидное покашливание, и начальственный бас произнёс:

– Эт-та что ещё за безобразие! Кто позволил? Потом оба ко мне зайдёте – с рапортами!

Мы подняли головы вверх: над нами, на шлюпочной палубе, стоял начальник политотдела бригады капитан второго ранга Усен-цов, шедший с нами пассажиром до Камрани. Приспичило же ему выйти покурить! Не сиделось в каюте! Наведя порядок, Усенцов с чувством выполненного долга гордо удалился в капитанскую каюту – продолжать укреплять интернациональные связи, а мы с Петей, разозлившись, пошли по своим каютам писать рапорты.

В плавсоставе бригады танкеров береговых штабников особенно никогда не жаловали, мы-то из морей иногда годами не вылезали, а эти «орлы» раз в год на недельку в море выскочат и гордятся, будто подвиг какой совершили. Правда, были и среди них мужики вполне приличные, в основном из бывших корабельных офицеров, кому здоровье больше не позволяло в море ходить.

После проводов вьетнамского начальства в каюту позвонил расстроенный помполит Леонтьич и сказал, что начальник политотдела устроил ему выволочку, что нам это с рук не сойдёт и вечером у капитана будет «разбор полётов». Свой рапорт я написал быстро и пошёл к Пете, посмотреть, как у него дела. Всклокоченный Петя дымил сигаретой и яростно стучал на машинке уже вторую страницу рапорта. Глаза его горели, Петю что называется, «несло». Увидев меня, он только замахал руками: мол, не мешай творческому процессу. Ну и ладно! Я спустился в машину, ко второму механику Семёнычу, который, как всегда, находился на своём штатном месте – на четыре метра ниже ватерлинии. Бородатый Семёныч полулежал в мягком кресле, вытянув на пульт длинные волосатые ноги в тапочках 48-го размера и, закрыв глаза, казалось, спал. Однако это только казалось, – так Семёныч «слушал» машину. Хотя главный двигатель сейчас не работал, но на судне было много вспомогательных двигателей, насосов и электромоторов, и во всей этой симфонии звуков тренированное ухо Семёныча чутко улавливало неправильные тона. За его спиной на переборке висел небольшой плакатик, написанный псевдославянским шрифтом с изречением, приписываемым Петру I:

«Штурмана народ хамский, до баб и зелья весьма охочий. Слова путнего не скажут, но драку завсегда учинят. Однако из-за знания зело хитрых навигацких наук на ассамблеи допущены быть могут!».

Таким образом питомцы разных отделений Ломоносовского мореходного училища ВМФ традиционно обменивались любезностями. При этом штурманам было явно хуже, поскольку при Петре I механиков ещё не было.

Я рассказал, как мы с Петей «влетели».

Старина Сэм, потомственный волгарь, проплававший на море уже тринадцать лет и навидавшийся всяких «залётов», только хмыкнул. Вызвав вахтенного моториста Лёшу – Биг Фута, с неистребимым саратовским акцентом приказал тому сбегать в кубрик и сказать, что рубашки вьетнамцам выдали по его личному распоряжению. Пусть-ка ещё и его «политрабочие» попробуют зацепить! Подумаешь, трагедия какая. Это ещё, братки, не «залёт». На том и сошлись.

Биг Фут, прозванный так за то, что при росте 165 сантиметров имел 48-й размер обуви (казалось, будто он идёт на лыжах), шустро спустившись по трапу, доложил о выполнении приказа. «Добро!» – традиционно ответствовал Семёныч и снова задраил веки.

После вечернего чая нас с Петей вызвали к капитану. Надев тропическую форму с погонами, мы прибыли в каюту капитана и отдали листки с рапортами.

В каюте были только капитан, помполит Леонтьич и стармех, и было уже изрядно накурено. Мой рапорт капитан бегло проглядел, на двух Петиных листках споткнулся, заулыбался, удивлённо глянул на совершенно серьёзного Петю, потом положил рапорты в сейф и тяжело вздохнул. Капитан Владимиров был человек вежливый и громких «разносов» не любил, придерживаясь ленинского мнения, что наказание страшно не своей жестокостью, а своей неотвратимостью. Поэтому любил долго «мариновать» нарушителей дисциплины, пока те не осознают всю глубину своего падения. Однако на сей раз он был краток и мыслью по древу особенно не растекался.

– В общем, так, товарищи командиры! Факт нарушения инструкции налицо, начальником политотдела подтверждается, нарушителями не оспаривается. Долго разбираться не будем. Вам, Скворцов, выговор, а вам, милейший доктор, «строгач» – так сказать, по совокупности деяний! Надеюсь, помните, как вы две недели назад, «послали» ночью группу офицеров с МПК во время заправки! А они, между прочим, уже успели настучать адмиралу! Воспитывать вас всех уже поздно, списывать некуда, так что давайте больше меня не подводить. На этом всё! Теперь к делу. Ночью подойдут два бронекатера, надо заправить их соляром, тонны по три. Из судовых запасов, конечно, – там у нас экономия приличная. А вьетнамцы с береговой базы просили ещё перевязочного материала немного подкинуть на катера и чего-нибудь из лекарств. Вы уж там сами разберитесь, доктор, чего вам не жалко. Завпроду я уже сказал, чтобы по паре мешков муки на каждый катер выделил. Так что тоже проследите. Вам