Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— О, вот как! Значит вас можно поздравить?

— Да, — отвечал Волков не очень-то воодушевлённо, — но боюсь, что в подарок мне придётся подарить ей мой дом в Ланне, в котором она сейчас проживает. — И он снова намекает своему сеньору: — Так как иных подарков, пока, я ей сделать не могу.

Но и этот намёк его сеньор игнорирует и просто говорит своему вассалу, как бы вспомнив:

— Давайте вернёмся в столовую, барон, я так легкомысленно бросил гостей, а то — неправильно.

Вот и всё, герцог получил от барона ответы на все свои вопросы. Всё, а барон ответа на свой единственный вопрос так и не получил.

Когда они вернулись, оказалось, что смены блюд после их ухода так и не было, гости доели жареную колбасу и всё время, что герцог отсутствовал, болтали, а так как лакеи за той болтовнёй непрестанно подливали гостям вина, болтовня эта шла весело. И хоть герцогиня слегка пожурила своего супруга, но гости, кажется, были на принца не в обиде. Тем более, что едва глава дома появился, как слуги понесли к столам большие пироги на подносах, и целые чаши с пирожками маленькими, такими маленькими, что съесть их можно было за один укус, а угадать с чем ты взял, можно было лишь по запаху. Пироги были жирные и постные. Печёные и жареные. С мясом, с печенью, с требухой и луком, со сливами и мёдом, с белой рыбой и с прочими другими начинками. К ним подвали кислые совиньоны и изумительные сладкие айнсвайны.[9] Вот и угадай, попробуй, какой пирожок чем запивать, иной раз гостей вкусовые сочетания приводили в замешательство: ну никак не шёл благородный и дорогой айнсвайн к дурацкому пирожку с капустой или требухой. И все остальные гости смеялись над «неудачником», а атмосфера за столом была прекрасной. Сам герцог тоже посмеивался, что, бывало с ним крайне редко, и Волков, после долгого и непростого разговора, что не дал ему ничего, выдавливал из себя улыбку, кивая уже чуть захмелевшей и весёлой жене, которая рассказывала ему о чём говорили гости, пока их с курфюрстом не было. А тут принц вдруг наклоняется к генералу и говорит:

— Друг мой, вы мне понадобитесь завтра, будьте у меня сразу после завтрака. Я соберу малый совет, по делу о нашем сватовстве, хочу завтра принять решение.

— Конечно, сеньор, — ответил Волков Его Высочеству. — «На малом совете!» Да, его положение снова росло. Теперь он уже допускался и до малого совета. До совета, на котором принимались важнейшие решения. — Я непременно буду.

Потом, как закончился ужин и чета фон Рабенбургов покинув дворец уже ехала домой, баронесса, всё ещё прибывая под впечатлением от прекрасно проведённого времени, да ещё и счастливая от вина, спрашивала мужа:

— А о чём же вы так долго говорили с принцем?

— О женщинах, моя дорогая. О ком же ещё могут говорить мужчины? — отвечал ей Волков очень серьёзно. — В основном о вас, госпожа моего сердца.

— Обо мне? — Удивлялась жена и счастие её становилось ещё больше.

— Да, он восхищался вами, говорил как вы скромны и при том необыкновенно утончённы.

— Он так и говорил? Герцог? Обо мне? — она не всё ещё не могла поверить в сказанное только что.

— Так и говорил, — подтвердил супруг. — Это всё из-за вашего платья.

Она явно была польщена, и хоть в темноте супруг не мог разглядеть её лица, но зная свою женщину он был уверен, что она покраснела от удовольствия, а покраснев, она добавила:

— Ну, да… Я сразу как увидела это платье, — она с удовольствием разгладила материю у себя на животе, — подумала, что куплю его, поняла, что оно мне очень подойдёт.

— Принц как раз отмечал ваш тонкий вкус, — соглашается Волков. Барон видел, вернее слышал, что его супруга счастлива. А вот сам он был далёк от радости. Это подчёркнуто холодное внимание принца, с которым тот слушал своего вассал, настораживало барона. Холодное? Это если не сказать презрительное. Холодность, презрение, высокомерие… Какая-то смесь из всего этого накрыла их общение, особенно к концу разговора.

«Знать бы о чём он там думал тогда!»

Но как тут угадаешь? Конечно, все эти расспросы про семью, про Брунхильду и Агнес… Они начались не на пустом месте. Явно обер-прокурор бубнит непрестанно в уши герцогу какие-нибудь гадости про Брунхильду и оправдывает их родственничков.

Но жена не даёт ему подумать обо всём этом, она берёт его под руку, виснет на ней, и говорит:

— Так значит принц считает меня утончённой?

— Несомненно, — сразу отвечает он. — Женой утончённой и праведной.

— Ну, вот… — женщину распирает самомнение, она ничуть не сомневается в этих словах, дышит мужу в щёку вином, прижимается к нему ещё сильнее. — Уточнённая и праведная… А вы всё бегаете от меня к каким-то беспутным.

На это генерал лишь вздыхает: ну, что за глупая женщина. А «глупая женщина» начинает к нему ласкаться, трогает ладонью его щёку, поворачивая мужа к себе:

— Ну, супруг мой, поцелуйте меня.

Вообще-то ему сейчас не до ласк супружеских. Никак не идёт у него из головы этот необычный и неприятный разговор с сеньором. И снова у него в голове, ставшая уже облегчающей молитвой или каким-то заклинанием фраза: «надо достраивать замок». Но жене нет дела до замка, и она требует:

— Ну, что же вы… Целуйте!

И он целует её. А она обвивает его шею руками, а руки-то у неё сильные, и, зная, что хмельная жена сегодня одним поцелуем не успокоится, барон говорит ей:

— Смирите свой огонь, дорогая моя, мы уже подъезжаем к дому.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 9

⠀⠀

А ночь выдалась душной. Волков вставал, открывал окно, но сон не шёл и не шёл. Жарко. В перинах лежать невозможно. Жена, которой было везде холодно, даже она спала, откинув простыню. А он бродил по дому, спускался на кухню, будя дворовых своих, поливал водой рубаху, да проклинал свою глупость, что не выпил сонных капель монаха заранее. Теперь уже выпив, ждал, пока подействуют. Но то было делом не быстрым. Угомонился далеко за полночь. А с утра сквозь сон слышал, как кто-то из девок докладывал жене, что приехал человек, говорит, что от принца.

«От принца? Он же сказал, что совет будет после завтрака. — Волков смотрит в окно, а там рассвет едва взялся. Ещё даже к утрене колокола не звонили. — Чего ему ещё надо?»