«Любимые, ждите! Я вернусь…». Фронтовые письма 1941–1945 гг. - Нина Константиновна Петрова

не разделяло, ничто и никто не может вырвать тебя из моего сердца. Знаешь Асюшка я не могу в маленьком письме сказать всю, что я думаю и чувствую, но если просто сказать, то ты для меня так же дорога как жизнь. Вот поэтому ты на меня и не сердись за причиненную незаслуженную обиду. Говорят, что кто кого сильно любит, тот способен очень сильно сердиться. А потом я уже очень давно не ругался с тобой в письмах. Пишу все хорошие, да хорошие, хотя одно плохое. Это, конечно, шутка, лучше писать хорошие чем плохие. Я хочу договориться с тобой об одном, давай считать, что открытки и письма «злого» не было, я их не писал прошу их изорвать и выбросить… Ты понимаешь, как мне хочется снова повидать тебя и повидать ни где-либо, а дома, чтобы ни что не стесняло, думаю, ломаю голову и пока ничего не могу придумать. Однако, если еще задержусь в Москве, возможно что и придумаю. Давай надеяться, что встреча наша состоится, хотя на короткое время.

Жаль мне тебя Асюшка, трудно тебе будет работать кадровиком, да еще и в трансторгпите, где нет паспортиста, но что поделаешь надо учиться работай и расти, больше читай, работай над Кратким курсом истории партии, краткий курс тебе поможет. «Теория освещает путь практике».

…Привет малюткам и мамаше. Любящий тебя твой Димусь.

Асюшка я теперь часто думаю когда мы жили вместе как скупо и мало мы ласкали друг друга, а теперь увы! близок локоток да и не укусишь. Вот ведь дела какие. Но ничего дело это поправимое. «Дайте только срок, будет вам и белка, будет и свисток»…

Крепко обнимаю и горячо целую. Димка.

03.09.1942 г. Здорово родная Махнатка!

1 сентября я написал тебе большое, хорошее письмо, а затем получил твое письмо от 16 августа и мне снова захотелось с тобой от души поговорить, благо время есть и настроение замечательное. В своем письме ты Асюшка затронула два очень интересных вопроса. Вот и давай поговорим об этом. Твое письмо написано, видимо, под впечатлением кинофильма «Будни». В кинокартине, Асюшка, отдельные куски жизни можно разыграть с самой идеальной стороны. К такому идеалу нужно стремиться. Однако живая действительная жизнь не может идти так гладко, как кинофильм. Живая жизнь большая, противоречивая, сложная и многогранная. Хорошо прожить жизнь это надо уметь, что у нас с тобой как раз и не доставало. Вспомни вторую половину 1940 года. Вспомни свои чувства, переживания и перспективы в жизни. Я, пожалуй не ошибусь, если скажу, что в это время ты, моя любимая, потеряла самое дорогое – веру в себя и, тем более в меня. Мне ты не верила, что в моем сердце сохранилась, хотя какая-то маленькая доля прежней любви к тебе. Тебе казалось, что я охладел и охладел навсегда. Себе ты не верила, что можешь нравиться, как прежде, что ты сумеешь вернуть меня. Это была грань в наших отношениях, за которой жизнь становится мучительно-тягостной и хмурой, как дождливый осенний день. Что привело нас с тобой на эту грань? Неумение жить и пользоваться благами и прелестями жизни.

Придя к таким безнадежным и мрачным обстоятельствам, ты замкнулась в себе и начала медленно угасать в горе собственных переживаний.

Дорогая Асюшка, что если бы и я не захотел склонить своей гордой головушки, а затаив горькую обиду, начал бы искать утешения и развлечений в веселых кампаниях с женщинами и вином, чтобы было тогда? А, откровенно говоря, условия у меня к этому были. Денег у меня было много, на учебу можно было махнуть рукой, значит и время было бы хоть отбавляй. Однако я по такому пути не пошел. Я прекрасно знал, что от тебя никакой инициативы ждать нечего, свою гордость ты в этом случае ставишь превыше всего. Следовательно остаюсь я один. И я еще раз преодолел и свою гордость и все обиды и нашел в себе мужество и силы вернуть тебе и себе любовь к жизни и самое дорогое веру в то, что тебя любят и ты взаимно любим. Подумай моя крошка, что это значит после всего пережитого? Это все равно, что безнадежно больной вдруг выздоровел от своей тяжкой изнурительной болезни. Даже солнце стало светить по иному. Но что, если бы и я был такого же упрямого характера как ты и пошел бы по веселому, но ложному пути? Четыре жизни были бы безвозвратно погублены. Вот это, моя дорогая, посильнее, чем кинофильм и посложнее. В кино-фильме все роли заблаговременно разучены, там каждый артист знает чем картина начинается и какой будет финал. А в нашем «кинофильме» все было покрыто мраком неизвестности. Нужно было искать новых путей, чтобы восстановить прежние отношения и сделать их на много лучшими. Гораздо легче начинать любовь, чем исправлять не разумно испорченную. Откровенно говоря, я еще и сей час не совсем уверен, что между нами достигнуто то к чему я стремился последние полутора лет. Ты этому Асюшка не удивляйся. Ведь наши отношения несколько яснее стали как раз тогда, когда я уходил на войну. А когда человек уходит и неизвестно вернется он или нет, тогда сердца окружающих людей смягчаются, ему прощают все его смертные грехи, если даже они у него были. Одним словом я очень дорого заплатил за то, чтобы не только у нас с тобой, моя любимая Махнатка, была своя весна, но и наших малюток. Вот почему мне и хочется иметь внимание к себе чуточку побольше. Мне кажется я это заслужил. Рассказ, который я однажды слышал у троллейбусной остановки и рассказал тебе совсем не для того, чтобы узнать как ты поступишь при подобных случаях. Я верю в искренность твоего заявления. Но откровенно говоря эти вопросы меня не волнуют, потому что я их давным давно продумал и для себя решил безапелляционно. Я совсем не для того пошел чтобы оставлять свои руки и ноги. Скорее фашисты оставят чем я. Но если по неизбежности так случится, то тебе выбора не придется делать. Я слишком много люблю тебя, чтобы на весь остаток нашей жизни причинять боль тебе и себе. Пусть лучше будет причинена тяжелая боль, но один раз. Все это я написал тебе моя любимая Асюшка не для того, чтобы еще один раз получить от тебя лишнее заверение в искренности и т. п., нет. Уверений, заверений, хороших, душевных много. Я написал тебе, потому что мне просто хотелось поговорить с тобой. Бывают такие