При свете зарниц - Аяз Мирсаидович Гилязов

– Всем. И тебе, и всему аулу.

Тут в проулок, как вода в арык, втекло наше стадо: впереди важные, бородатые, но очень глупые козлы и козы, за ними медлительные толстобокие коровы, качая своими ведёрными вымями, вперемежку с разномастными овцами, блеющими без причины. А вон и наша корова! Сегодня она идёт спокойно, на ошейнике позвякивает медный колокольчик, и этот звук среди мычания, блеяния и стука копыт льётся как тоненький ручеёк. Откуда-то из-под ног моих юркнула моя сестрёнка Насима и тонким прутиком начала подгонять корову.

У Рафгата корова всегда хорошо домой ходит, её не надо загонять в ворота, и сюда Рафгат пришёл со мной за компанию. Стадо пороходит мимо, и Чулак, усмехнувшись, повторяет:

– Нет, не жить вам без меня. Если захочу, меня завтра же поставят председателем.

Мы с удивлением смотрим на него и вдруг верим, что это и на самом деле может быть! Человек он проворный, с районным начальством знаком, частенько угощает их ухой на речке, водит на зайца, а в апреле – на куропаток, знает тысячу анекдотов, грамотный, на фронт не возьмут, – чем не председатель?…

В узких глазах Рафгата появляется какой-то маслянистый блеск, и я ещё пуще начинаю злиться на Чулака и уже готов резким, мужским словом отрезать ему путь в наши души. Но Чулак уже и не смотрит на нас, его лицо расплывается в улыбке, жёлтые зубы сверкают в лучах заходящего солнца. Я с удивлением вижу, как физиономия его преображается, усы шевелятся, как у кота. Кто же на него так влияет? Я оглядываюсь. О, стадо гонит сама Маулиха-апа! Шла она устало, едва волоча ноги, опустив голову, а как заметила Чулака, тут же и преобразилась, голову подняла, грудь выпятила, – и не скажешь, что у неё семеро детей. Чуть поотстав, идёт за Маулихой-апа её старшая дочь Карима, настоящий гвардеец, на голову выше матери. Никто в ауле не знает, кто её настоящий отец. Первых двух дочерей Маулиха-апа нажила без мужа, она в то время нигде не работала, ездила то туда, то сюда, то по неделе гостила у родственников, надеялась выйти замуж то за цыгана, то за офицера. И вот родилась Карима, на татарку совсем не похожа: белёсенькая, высокая, с крепкими ногами. И носит она не много и не мало, а сорок четвёртый размер. «Всё готова отдать, только бы не видеть ноги этой Каримы, о Аллах!» – вздыхает моя мама, когда Карима, лениво покачивая бёдрами, проходит у нас под окнами. «Половину леса надо ободрать на лыко, чтобы сплести лапти Кариме!» – жалуется наш знаменитый лапотник Минечтин.

Но Маулихе-апа так и не удалось заполучить ни офицера, ни цыгана. У молодого парня по имени Биктимер от сердечного удара в бане скончался отец, мать от горя ослепла совсем, а вся родня думала-гадала, как же устроить дела в семье? И придумали: пора Маулихе остепениться, пусть станет женой Биктимера! Парня позвали с улицы, где он беззаботно рубил дрова, посадили напротив рыдающей Маулихи, и мулла за две курицы объявил их мужем и женой. Так Биктимер получил сразу двух дочерей и ленивую жену. Но Маулиху не удалось стреножить такой женитьбой, и люди говорили, что по ночам она уходила на «свободный промысел». Говорят и теперь, что она частенько принимает у себя хитрого Чулака, ведь в ауле не бывает секретов.

Вот она идёт! Расплылась в улыбке, показывает все свои мелкие крепкие зубки, а Чулак стоит, широко расставив ноги, и от удовольствия кряхтит, усы шевелятся, как у кота, увидевшего мышь.

Маулиха-апа останавливается напротив Чулака, а за ней стоит Карима, словно белый столб. Послушать их болтовню и нам с Рафгатом хочется, и мы подвигаемся к ним. А тут подошли ещё две женщины да ещё – в одну минуту собрался настоящий базар. С того дня, как началась война, такие базары в ауле возникают то и дело: стоит двоим-троим остановиться, как к ним бежит уже четвёртый-пятый: может, какие хорошие хабары[9] есть? Может, немцу шею свернули?

Вот и сейчас в одну минуту собралась целая толпа, но разговор получается неинтересный: почему-то женщины в один голос нахваливают Маулиху за сегодняшнюю хорошую пастьбу.

– Ай да Маулиха, ай да молодец!..

– Ведь на ниточке сегодня скотину пригнала!

– Заворожила она коровушек!

– Каждый день без ног оставались, а сегодня – байрам[10]!

– Наша Маулиха не подведёт!..

У женщин развязались языки, каждая рада случаю потараторить, а Маулиха-апа цветёт, раскраснелась, разволновалась, улыбается, но вдруг – странное дело! – вдруг как заплачет, мелкие, как бусинки, слёзы закапали из глаз. Ну и ну! Твёрдая женщина Маулиха, язык у неё что острая бритва, а тут не стерпела похвалы, расплакалась!

В нашей добропорядочной семье, где все старые, добрые обычаи строго соблюдались, частенько старшие с осуждением говорили о жизни и повадках Маулихи. Не раз слышалось в таких разговорах и имя её мужа Биктимера. У них в доме было восемь женщин, но всю женскую работу делал Биктимер. И полы мыл, и воду носил, и корову доил, и даже муку просеивал, что вообще не делал, наверное, ни один татарин-мужчина. Маулиха-апа славилась не только своим подвижным подолом, но и своей ленью. А вот ей на язык дважды плюнул шайтан, это уж так! Я сам слышал её выступления на колхозных собраниях, куда иной раз ходил с отцом. В клуб на собрание Маулиха приходила первая, приходила ещё днём и занимала место в президиуме. И на собрании выступала раза по два, не меньше. О чём бы речь на собрании ни шла, – о севе или уборке, о сборе средств в пользу МОПРа или о прополке картофеля, – Маулиха-апа говорила своё:

– Мы, некогда угнетённые мусульманские женщины, извечно были рабами своих мужей. Теперь свабуда! Теперь власть наша! Теперь вы не можете заставить нас мыть вам ноги! В книге сказано: женщины имеют одинаковые права с мужчинами, даже больше прав, так как они женщины. Значит, мужики должны побольше потеть.

В то время она ходила в красной косынке, развевая длинным подолом платья с оборками и пышными рукавами, со значками МОПРа и ПВХО на груди. Особенно любила она поговорить с приезжими уполномоченными и корреспондентами, которые в то время бывали у нас часто, потому что колхоз был богат и знаменит, и почти каждый год Маулиха-апа дарила своему рыжему Биктимеру то беленького ребёночка, то рыженького, а то и вовсе цыганёнка.

Но одними речами на собраниях сыт не будешь, пришлось и Маулихе-апа выйти на