Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский

Соревнования по бегу. На импровизированной трибуне восседают самые уважаемые люди Балхара с большими бубликами в руках. Хотя это зрелище выглядит современно, корни его уходят в незапамятные времена, а призы для самых быстрых бегунов имели сакральный смысл. Их богато украшают фруктами, орехами, конфетами или вареными яйцами.

– Жаль, бород маловато, – критически говорит один сельчанин. – Раньше на скамейках целый день старейшины сидели. Даже летом в тулупе, и бородища до пояса. С такими не забалуешь! А нынче старики не настоящие, с бритыми щеками, вот и распускается молодежь…

К недостаточно бородатым аксакалам бегут по очереди через весь майдан дети, юноши и девушки, а потом и взрослые дылды – глаза азартно блестят, руки сами хватают соперника за рубашку. Примчались, перевели дыхание – и на окраину села, где проходят скачки – по-старинному, без седла. Когда-то на празднике проводили собачьи и петушиные бои, но сейчас такие развлечения редки и не вполне легальны. Зато на центральной площади всех веселит выбравшийся из канавы Магомед – папаха лихо заломлена на затылок, в руках – аккордеон, рядом – барабанщик, орудующий вилками вместо палочек. Советские мелодии плавно переходят в лезгинку, та – в традиционный лакский мотив, который внезапно сменяет, кажется, Deep Purple… Танцуют все – пятилетний мальчишка с прекрасной выпускницей школы, юный джигит с улыбающейся старушкой. Матери подносят младенцев к окнам, чтобы те тоже видели праздник. Каждый получает свою долю веселья и доброго внимания.

Дед Абакар, заранее припасший две огромные кастрюли шашлыка и бутыль чачи, увозит гостей селения куда-то за холмы. Возвращается он лишь поздно вечером, когда команды начальственного мегафона уже смолкли, музыканты разошлись по домам и только дюжина горцев сидит, поеживаясь от ночного холода, на длинной череде стульев возле магазина и обсуждает минувший праздник. Скоро им всем предстоит запрягать осликов, доставать инновационные плуги и возделывать поля – благо праздник прошел как надо, а значит – урожай будет хорошим.

Новруз

С Новрузом в России – сплошное недоразумение. Большинство считает его мусульманским праздником, а сами мусульмане – пережитком язычества, эхом персидского зороастризма. Что не мешает исламским регионам и странам отмечать Новый год по солнечному календарю, а то и объявлять его официальным праздником.

Праздник весеннего равноденствия отмечали многие народы Европы и Азии. Зима закончилась, впереди – новый сельскохозяйственный год. Отличный повод повеселиться и отпраздновать триумф над холодом и мраком! В Дагестан Новруз пришел из сасанидской Персии. В 461 году Кавказская Албания вошла в состав этого государства. Персы оставляли на ее территории гарнизоны, со временем превращавшиеся в поселения. Их влияние на культуру кавказских народов было так велико, что сохраняется до сих пор – в традициях, топонимах, заимствованных словах. Так, аварское слово «яриман», означающее «мерзавец», происходит от имени Ахримана, зороастрийского злого божества.

В зороастрийских храмах горело священное пламя. Но ученые полагают, что огненные церемонии Новруза существовали в Персии еще до появления этой религии, которая вобрала их и распространила по Азии и Европе. Под влиянием завоевателей праздник утвердился в Южном Дагестане, Лакии, а впоследствии и в некоторых соседних селениях аварцев и даргинцев. После ухода зороастрийцев утраченный смысл церемоний замещали новые легенды. Так, лакцы рассказывали, что праздник берет начало от смерти жестокого царя по имени Эш. Напрямую сообщить эту радостную весть было невозможно, и вместо слов ее передавали кострами.

Новруз вытеснял бытовавший ранее праздник первой борозды, что и определило географические разделение двух обрядов. Вместе эти праздники присутствуют в считаных селениях – например, в ауле Гинта Акушинского района. У лакцев два обряда постепенно сливаются воедино, обрастают элементами друг друга, так что многие их путают и считают разными названиями одного и того же праздника. У других народов праздник весеннего равноденствия известен под собственными названиями: Яран Сувар у лезгин, Эвельцан у агулов или Эбельцан у табасаранцев. Он нередко сохраняет атрибутику – костры, дату проведения, но становится локальным. Если сказать жителям таких сел, что они празднуют Новруз, те сильно удивятся. К примеру, кумыки в Уллубийауле отмечают «День поджога задницы зимы». Его отличия от Новруза невелики: костры – огромные, с двухэтажный дом, – разжигают в лесу, а на праздничном столе непременно должны быть разные виды курзе.

В Дагестане Новруз постепенно идет на убыль. С каждым годом костров в ночь с 21 по 22 марта становится меньше, и за настоящим праздником приходится забираться все выше в горы – например, в Кулинский район, где сохранилось много древних традиций.

Село Сумбатль встречает гостей истошным ослиным ревом.

– Ишаков у нас много, – говорит мой спутник, пока мы поднимаемся по крутым улочкам. – Они здесь по численности на первом месте. На втором – старушки.

В изобилии женщин винят проклятие шейха Вали Авдуллаха. Легенда гласит, что его младенцем нашли на крестьянском поле. Мальчик рос набожным и способным. Когда он пас отару, у него не пропадала ни одна овца. Соседи удивлялись – обычно потери были немалые. Виной тому не только свирепость диких зверей, но и степенность сумбатлинцев. Говорят, однажды на корову сельчанина напали волки. Они клацали зубами у самого горла буренки, а хозяин шел на выручку спокойным расслабленным шагом, приговаривая: «Что ж, из-за одной телки мне походку портить?»

Подкрались сумбатлинцы, глядят – Вали спокойно дремлет, а овец пасут дюжие волки. Когда он повзрослел, по Сумбатлю пошли слухи, что Авдуллах заглядывается на дочку человека, который его приютил. Не захотели братья девушки отдавать ее за подкидыша. Решили его погубить. Ни словом не возразил Вали убийцам, спокойно пошел с ними в село. Но только, проходя через реку, расстелил бурку прямо на воде, помолился Аллаху, взял камень весом в пять пудов и, поигрывая им, явился на годекан. Так испугались враги, что и пальцем его не тронули. Но Вали все равно ушел из аула. На прощание он сказал: отныне в каждом роду сельчан будет всего по одному мужчине. А от овец его стада в Сумбатле пошла особая порода с лишним ребром.

Черный трехглавый камень, якобы принесенный Вали Авдуллахом, лежит напротив сельской мечети. Он накрыт платком и украшен цветами. Это – типичный каменный идол, ему до сих пор совершают приношения. Чтобы исполнилось желание, сумбатлинцы раздают детям сладости и мажут его маслом или жиром – как в доисламские времена.

– В молодости я единственная из женщин этот камень поднимала. И гири восемнадцатикилограммовые отжимала пятнадцать раз! – гордо говорит хрупкая бабулька в платочке.

Ей