Бармен отеля «Ритц» - Филипп Коллен

Там и сям раздается несколько хлопков и сразу смолкает. Все боятся дипломатического инцидента, но сердцем они – с ней. Взгляд Бланш наконец встречается со взглядом Франка, она находит в себе силы незаметно кивнуть ему. Франк ускользает, бежит в подвал, его сотрясают рыдания.

Через два дня они встречаются в саду Тюильри. Она вызвала его сама, сунув записку в баре. Тюильри – это, в каком-то смысле, нейтральная территория, ничейная полоса, занесенная снегом. Франк приходит раньше и садится на бортик фонтана, из которого на зиму спустили воду, в лицо ему хлещет ледяной ветер. Воздух, попадающий в легкие, как глоток водки, от него перехватывает горло. Конские каштаны и китайские вязы покрыты инеем. В саду пусто, только несколько чибисов пытаются выклевать что-то из-под снега. Франк ежится. Что они смогут сказать друг другу?

Издали слышен звон колокольни церкви Сен-Жермен-л, Осеруа, колокол гудит размеренно и низко, потом снова наступает тишина.

И вдруг он видит ее.

Он узнал бы ее фигуру из тысячи, даже когда она осторожно бредет навстречу, в шубе из русской рыси, когда-то прекрасной, но теперь совершенно немодной, скрестив руки под грудью и глядя в землю.

Она выглядит изможденной, тюрьма словно высосала из нее десять лет жизни.

Франк чувствует, как глаза влажнеют.

Что ты за тряпка. Возьми себя в руки, Франк.

Она выстояла против гестапо, он должен доказать, что достоин ее мужества.

– Здравствуйте, Франк. Простите меня за встречу в таком эту неуютном месте, но я так соскучилась по небу, по воздуху, понимаете?

Она так близко, что он чувствует идущий от шеи Бланш запах ее любимых духов Jean Patou.

– Я провела восемь месяцев в грязной, вшивой и вонючей робе, в деревянных башмаках, – добавляет она с легкой улыбкой. – Так что теперь у меня иное представление об элегантности.

– Хотите немного пройтись? Обопритесь на мою руку.

– Ничего, спасибо. Если я почувствую слабость, я скажу вам. Пойдемте по этой аллее.

Она не смотрит ему в глаза, зябнет, дышит прерывисто.

– Все же так забавно оказаться здесь утром. Знаете, как меня прозвали сокамерники?

– Скажите.

– Белоснежкой. Из-за бледного лица.

– Цвет лица быстро восстановится.

– По крайней мере, я сейчас совершенно чиста. За десять месяцев – ни капли джина или шампанского, ни грамма морфия. Подвиг! Надеюсь, вы гордитесь мной…

– Вы самая сильная женщина, которую я встречал, сударыня. Вас очень мучили?

– Особенно в начале. Эти негодяи допрашивали меня, хотели, чтобы я дала показания о так называемой подпольной деятельности отеля «Ритц». Они убеждены, что у нас гнездится целый сонм врагов Рейха.

Мне не давали спать по ночам, а днем запугивали. Угрожали вырвать ногти хирургическими щипцами, со злобным удовольствием размахивали ими у меня перед носом. Били по щекам… но это не настоящие пытки. Я слышала крики тех, кого и правда пытали, там все было иначе, поверьте…

Франк сжимает в карманах руки в кулаки.

– Они быстро поняли, что для меня зависимость гораздо мучительнее, чем побои. Ни капли алкоголя и опиатов, вот это была пытка. На каждый допрос я приходила, обливаясь потом, с мучительными мигренями, мысли путались. У меня сдавали нервы, однажды я стала корчиться, как червяк, сидя перед ними на железном стуле, начались ужасные спазмы кишечника. Я испражнялась прямо перед ними. Смотрела на себя и видела одежду, измазанную калом, и даже не испытывала стыда… А эти садисты издевались. Они даже пообещали мне бутылку коньяка, если я все скажу. Но я упорно молчала. Заработала еще несколько ударов по печени. Думала, они меня убьют. Так продолжалось чуть больше двух недель. Потом они оставили меня в покое. Должно быть, решили, что я ничего не знаю.

Она замолчала и пошла медленнее. Бланш Озелло была очень слаба.

– Вы проявили героическую стойкость, мадам.

– Вы, наверное, сделали бы то же самое. Вы настоящий человек, Франк.

У «настоящего человека» так погано на душе, ему так стыдно. Столько раз ему представлялось во сне тело Бланш. Сколько одиноких ночей ему мерещились их страстные объятия… Теперь эти образы вытесняет образ узницы, испачканной экскрементами. Как в кошмаре, он совмещается с видениями трупов Первой войны. Ему не хватает воздуха.

Бланш могла сдать его и Зюсса и тем самым прекратить свои страдания. Франк не знает, способен ли он сам на такое мужество. Он-то чем занимался все это время? Стоял за барной стойкой, копил барыши. Чаевые, выигрыш на скачках, комиссионные от ставок, торговля фальшивыми документами: он соблюдал свои интересы, думал о себе и даже не смог уберечь Лучано от ночного бегства. Он мелкий человек. Высоко метил, хотел ярко жить… но это только подрывало его изнутри. В 1944 г. яркий поступок – это уже не Хемингуэй, костящий почем зря аристократов, размахивая бутылкой шампанского, а Бланш Озелло, упорно молчащая под ударами немцев. К таким подвигам Франк не готов.

– Вы знаете, что Зюсс застал меня, когда я включала свет на кухне? – спрашивает Бланш, идя вместе с ним по алее Дианы.

– Он рассказал мне, да.

– Я поняла, что он не сдаст меня фрицам, когда увидела, что он, уходя, так и не выключил свет. Знаете что? Думаю, старина Зюсс не меньше моего хотел, чтобы этот чертов «Ритц» разбомбили.

Франку это никогда не приходило в голову. Бланш всегда быстрее обо всем догадывалась.

– Он сам устроил себе ловушку, и английский снаряд мог его освободить. Клод убежден, что нацисты казнили его, а потом утопили в Сене, привязав к телу груз. У вас были какие-нибудь вести о нем?

– Никаких, к сожалению. Бесследно исчез.

– Я думала о нем, чтобы не сломаться на допросах. Он вел себя нагло, я его терпеть не могла, и все же он меня не сдал. Я хотела проявить такое же благородство, как он, чтобы сохранить уважение к себе.

– Поистине удивительный человек…

Франк произнес эту фразу почти машинально: удивительно, но в нем шевельнулось что-то вроде ревности. Ему хотелось, чтобы Бланш, оказавшись в стае шакалов, вспоминала его самого – свою опору и помощника. А она, оказывается, думала о Виконте – герое и сильной личности.

– Франк, у меня к вам последняя просьба…

Ее голос так слаб…

– Почему «последняя»?

– Я хочу домой. Хочу покинуть Европу. Не могли бы вы помочь мне добраться до Нью-Йорка?

Этот вопрос как крючок в груди.

– Ну что ж…

Он на мгновение задумался. Все связи с Соединенными Штатами или Англией прерваны. Единственный способ добраться до Нью-Йорка – это сесть на корабль из Лиссабона или Касабланки. С какими документами? Конечно, не американскими –