Сады земные и небесные - Лидия Николаевна Григорьева

внебрачного ребенка. Ну, тогда молодую маму могли упечь в сумасшедший дом, причем – пожизненно, так как сочли бы нравственно неполноценной и опасной для общества. А ребенка отдали бы в «работный дом» (см. Оливера Твиста), т. е. в приют, часто со зверским персоналом.

А если бы ты в отчаянии от такой ситуации попыталась наложить на себя руки, то тебя бы спасли, а потом бы… повесили, согласно закону о самоубийцах. Кстати, эти законы были в силе еще менее ста лет назад. Как говорится, в не столь уж и давние времена, а во времена хорошо сохранившихся английских бабушек. Неплохо бы это было помнить современным британским девицам, бездумно рожающим детей в школьном возрасте. По статистике их не так уж мало. И намного больше, чем в любой другой европейской стране.

А вот сто и более лет назад многие женщины на Британских островах оставались на плаву только угождая отцам, братьям и, на всякий случай, дальним родственникам, или очаровывая холостых соседей, о чем прекрасно написала в своих романах Джейн Остен, да и то, если принадлежали эти незамужние девицы к состоятельным слоям общества. Или они должны были обладать невероятной силой воли и выносливостью, если были из крестьян и городской бедноты.

Интересно отметить, что писательство было одним из немногих занятий, которые давали возможность обедневшим и беспомощным женщинам из благородного сословия достойным образом заработать на жизнь. Была еще одна пристойная отдушина для образованных и благородных – стать гувернанткой и выйти таким образом замуж за богатого и родовитого наследника. Этот путь тоже хорошо известен по романам сестер Эмилии и Шарлотты Бронте.

Английские писательницы восемнадцатого и девятнадцатого веков рисовали, как говорится, с натуры, описывая свою родню, соседей и самих себя. Ни Джейн Остен, которую так любят экранизировать в наше время, ни сестры Бронте, так никогда и не вышли замуж. Хотя, возможно, и хотели…

Может быть, они были бы по-настоящему счастливы, если бы их постигла участь Наташи Ростовой. Они плакали бы ночами не от одиночества и отсутствия мужской любви и ласки, а от умиления и полноты ощущений. И с гордостью бы показывали опешившим гостям испачканные младенцем пеленки. Ну, совсем как опростившаяся Наташа Ростова, вызвавшая у меня в юности такую бурную протестную реакцию.

Как и многих моих современниц, меня совсем другие жизненные ценности привлекали, другие огни манили в неведомую даль. Только иногда такие огни могут оказаться обманными и тлетворными «болотными огоньками» и завести в глубокую трясину…

А непростые исторические обстоятельства, в которых находились английские женщины прежних времен, возможно, и породили в их угнетенных душах тягу к прекрасному. Все свои горести и радости они подарили своим героиням. Все свои обиды и претензии высказали своим литературным героям. Не потому ли английская литература столь богата на женские имена, известные во всем мире? Мери Шелли, Джейн Остен, Шарлотта и Эмилия Бронте, Вирджиния Вулф, Агата Кристи, Айрис Мердок и многие, многие другие…

Получается, что тяжелый гнет обстоятельств только способствовал брожению умов и талантов. И Англия стала не только родиной феминизма, но и явила миру высшие, элитные сорта перебродивших под гнетом истории литературных вин.

На фоне Пушкина снимается семейство

Названием этого небольшого эссе стали строчки из стихотворения Булата Окуджавы. Его стихи и песни в застойные советские годы знали все без исключения «слои населения». Поэзия в стране строящегося социализма была неотъемлемой частью бытия всякого считающего себя культурным человека.

Но что ушло, то ушло. И поэты, и поэзия и сейчас, в двадцать первом веке, никуда не подевались, они есть (и хочется думать, всегда будут) в России. Тем не менее, голоса поэтов стали почти не слышны в общем гаме и шуме общественного переустройства.

И если при советской власти поэты, не угодные власть предержащим, то есть пишущие не на потребу дня, а по зову души и таланта, шли в дворники или кочегары, то и сейчас у них выбор практически тот же. Но это в случае, если они хотят «жить в обществе и быть свободными от общества». То есть гордо бедствовать и рано умирать.

Есть ли другие варианты? На эти вопросы уже ответят, причем, каждый индивидуально, молодые таланты, если таковые произрастут на отечественной ниве, которая во все времена охотнее взращивала плевелы и словесные сорняки, на корню губившие во все времена робкие ростки литературных надежд и притязаний.

Можно, конечно, податься «бедному поэту» в менеджеры по продажам чего угодно. Но если вспомнить биографию гениального поэта и бездарного предпринимателя Артура Рембо, то может и расхотеться экспериментировать и зарывать свой талант на Поле Чудес.

Желаете сгореть, молодой человек, на костре своего дарования? Милости просим в поэты!

Боже меня упаси предостерегать от занятий литературой! Наоборот, призываю в ряды! Жаль, конечно, что закончилось время советской «профессиональной литературы», при всех трудностях и загвоздках давшей многим из нас (и пишущей эти строки, в том числе) возможность не ходить, например, на работу. И быть при этом сыту и (пусть и не всегда по последней моде) одету. Ибо, если ты сквозь все препоны издал все же свою первую книгу и был зачислен в Союз писателей, у тебя появлялось множество возможностей заработать собственным литературным трудом.

Сейчас это уже становится историей. Поэтому напомню кое-что, молодым, как говорится, в назидание. Например, понятие «профессиональный литератор», помимо написания собственных поэтических или прозаических текстов, включало в себя множество иных умений. И они могли пригодиться в случае, если тебя долго не «запускали в печать», а вернее сказать, «не пускали».

Например, нас тогдашних «молодых поэтов» в 70-е и 80-е годы прошлого столетия могло подкормить (и кормило) Бюро Пропаганды художественной литературы. Сотрудницы этого Бюро заключали договоры с различными организациями на выступление одного или нескольких писателей перед сотрудниками, допустим, завода или научного института, перед школьниками или студентами.

И за то, что ты читал днем, в обеденный перерыв или вечером в библиотеке или Доме культуры свои стихи, тебе еще и деньги платили. А ведь ты не у станка ткацкого стоял и не сталь из мартена выпускал, а как сейчас сказали бы, пиарил сам себя!

Вспоминаются теперь случаи и забавные, и наполненные высоким смыслом, как, например, выступление перед ученой элитой страны в подмосковном городе Дубна. Было много аплодисментов и вопросов. И сам академик Франк – лауреат Нобелевской премии – поцеловал мне руку. Как истинный интеллигент, надо полагать. Молодые ученые сказали мне, что если бы академик Франк просто пожал им руку, любой из них не мыл бы руки две