Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

и состав духовных лиц — ее руководителей. Верховное церковное управление состояло тогда из Доростол-Червенского митрополита Василия (председательствующий) и членов — митрополитов: Варненско-Преславского Симеона, Софийского Партения и Тырновского Антима. Война помешала созвать осеннюю сессию верховного органа, и синодальным архиереям пришлось общаться между собой путем переписки, координировавшейся секретарем Ст. Костовым. 20 декабря он телеграммой уведомил их, что из освобожденных земель поступило сообщение о желании помаков принять христианство. «Наступил момент, чтобы мать-церковь приняла в свое лоно своих чад — насильно ставших вероотступниками. Задержка с удовлетворением желания просителей будет непоправимой ошибкой», — писал Костов. На следующий день Варненско-Преславский митрополит Симеон в телеграмме председательствующему Св. Синода митрополиту Григорию в Русе предложил возложить акцию крещения на две духовные миссии — одну во главе с Пловдивским митрополитом Максимом, вторую во главе со Скопским митрополитом Теодосием. 28 декабря Костов сообщил митрополиту Симеону, что обе миссии уже готовы и могут отправляться в путь. Ответом было: «Считаю, следует поспешить с отправкой миссий, не поднимая большого шума в газетах»{552}.

Тогда общественность страны еще не знала, что готовится и уже совершается в старых и новых землях в отношении болгар-мусульман. Первой публичной вестью стала статья Стефана Цанкова «Помаки» в синодальном органе «Церковный вестник» от 1 декабря 1912 г. В ней секретарь Культурно-просветительского отдела Св. Синода рассуждал о «трудностях», которые могли возникнуть от увеличения числа неправославных элементов в новых границах болгарского государства. Главным автор считал «вопрос о помаках», «подсказанный ему видными интеллигентными болгарами» в письмах и беседах. Напомнив, что в исключительные времена Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. также существовали условия для «легкого и массового» крещения болгар-магометан, но они были легкомысленно пропущены, Ст. Цанков продолжал: «Мы будем неправильно поняты, если подумают, что мы говорим о насилии. Но будет огромной государственной, национальной и церковной ошибкой, если пренебрегать тем существенным и очень важным обстоятельством, что при быстрой и планомерной работе нынешние исключительные времена являются самыми подходящими для возвращения помаков в православие. Пропустим эти времена сейчас, будем искать их потом или искусственно создавать, — они не могут вернуться. Есть акции, которые, как ни трудны, могут увенчаться успехом только в свое время, только при соответствующем исключительном психологическом моменте. Именно таков настоящий момент для решения религиозного национального вопроса помаков»{553}.

Только еще однажды синодальный орган предоставил большое место в журнале вопросу о крещении болгар-мусульман. В редакционной статье «Церковного вестника» от 13 января 1913 г., написанной, вероятно, тем же Ст. Цанковым, было четко обрисовано тогдашнее отчуждение между болгарскими христианами и мусульманами. В ней говорилось: «Между ними и нами существует целая пропасть. Мы различаемся по вере, культуре и взглядам. Разделенные на протяжении веков, мы были друг для друга не только чужими, но и враждебными. В лице помаков, некогда наших братьев и сестер, мы имели самых больших, жестоких и фанатизированных врагов. От них исходили самые крупные несчастья на наших окраинах. Ими сожжены и уничтожены десятки наших сел, вырезаны тысячи семей, осквернены и разрушены десятки храмов. Так было во время восстания 1876 г., так было во время Освободительной войны 1877–1878 гг., так происходит и теперь в ходе освободительной войны. Их бесчеловечные дела ужасны и неисчислимы»{554}.

Вслед за целенаправленным созданием негативного образа болгар-магометан (он в большой степени отражал общественное настроение) редакция «Церковного вестника» стала на его страницах внушать мысль, что теперь они начали «сами, от сердца и сознательно» — вот так сразу, подобно блудному сыну — возвращаться к отцовской вере и крови. Можно только гадать был ли столь наивен автор статьи или очень уж легковерными считал читателей, предлагая подобное толкование библейской притчи, но несомненно, что редакционная статья синодального органа отражала официальное мнение верховного управления и клира БПЦ. Ее появление совпало с глубоким включением церкви в акцию крещения болгар-мусульман и явно имело целью мотивировать непосредственных исполнителей на усердие и постоянство. При таком усердии не удивительно, что крещение болгар-мусульман осуществлялось в направлении, далеко уводившем от христианских ценностей.

Первые случаи массового обращения в христианство имели место еще в разгар боевых действий, почти сразу после установления болгарского военно-административного управления на освобожденных территориях. Исполнителями были военные священники и местный экзархийский клир, им активно ассистировали четнические формирования ВМОРО. «Духовные миссии», подготовленные Св. Синодом для руководства акцией, включились в нее только в середине января 1913 г. Одна миссия направилась к Эгейскому (Беломорскому) побережью и Родопам, другая к району Неврокопа (Западные Родопы).

Беломорско-Родопскую (или Гюмюрджинскую) миссию первоначально должен был возглавлять Пловдивский митрополит Максим. Но так как он лично был занят крещением мусульман в районах Чепинското корито, Тымрышко и Чепеларе, т. е. в собственной епархии и непосредственном соседстве с нею, его место занял Драговитийский епископ Иосиф — главный войсковой духовник при Штабе действующей армии, находившемся тогда в Гюмюрджине (ныне Комитини, Греция). Ему помогали семь священников и церковный певчий. 25 апреля 1913 г. Иосиф получил отпуск по состоянию здоровья, и на его место заступил Левкийский епископ Варлаам, викарный епископ Софийской митрополии. Неврокопская миссия, которой поручалось «обслужить» территорию одноименной экзархийской епархии, осталась под руководством бывшего Скопского митрополита Теодосия, в распоряжении которого имелось шесть духовников и церковный певчий.

Члены духовных миссий были отобраны из наиболее подготовленных священников БПЦ, преимущественно преподавателей Духовной семинарии в Софии и Священнического училища при Банковском монастыре. Среди них — начальник Культурно-просветительского отдела Св. Синода протоиерей Стефан Цанков, провозгласивший себя идеологом акции крещения и внесший большой вклад в интерпретацию Балканской войны как крестового похода христиан против мусульман.

Вскоре сформировалась и третья миссия для проведения акции в старых пределах Болгарии, главным образом, в Северных Родопах. Возглавил ее Пловдивский митрополит Максим, но фактическим главой стал иеромонах Павел, протосингел Пловдивской митрополии. В других местах на территориях, оккупированных болгарскими войсками, — Одринском вилаете и Солунском и Серском санджаке — крещение проводили местные экзархийские власти. Хотели обособить еще одну миссию во главе со Струмишским митрополитом Герасимом для крещения мусульман в одноименной епархии, но дело не было доведено до конца{555}.

Личный состав духовных миссий постоянно увеличивался за счет священников, командированных из старых пределов. В марте 1913 г. их число достигло сотни человек. Это вызывало большое напряжение сил БПЦ — накануне войны ей не хватало кадров священников, чтобы заполнить свыше 400 вакантных мест в Болгарии{556}. Обряд крещения производился преимущественно принудительными средствами, нередко с откровенным насилием. Сохранившиеся малочисленные фотоснимки того времени, вопреки ожидаемой объективности, дают лишь приблизительное и, скорее, срежиссированное представление о происходящем. Обычно обряд крещения производился на центральной площади села или в каком-либо просторном дворе, с переносной церковной утварью