Модернизация vs. война. Человек на Балканах накануне и во время Балканских войн (1912-1913) - Рашид Рашатович Субаев

class="a">{514}. Сербы заигрывали даже с Высокой Портой, ставшей, особенно после Соединения Восточной Румелии с Княжеством Болгария в 1885 г. и Илинденско-Преображенского восстания 1903 г., недобрым глазом смотреть на болгар в Македонии. И не только из-за указанных событий. «Ухаживания» Белграда явились для султанского правительства хорошим и желанным поводом, чтобы играть роль «балансира» в отношениях между Болгарией, Сербией и Грецией, причем не для урегулирования споров и недоразумений между ними, а совсем наоборот — с целью содействовать их обострению и таким образом на десятилетия вперед сделать невозможным построить мост между ними для возможного союза против Османской империи.

Увы! Большие планы Константинополя не осуществились. Действительно, сербская и греческая пропаганда в Македонии, как и жестокие репрессии турок в конце XIX – начале XX в. в отношении болгарского этноса в Македонии, привели к его сокращению на ⅕ часть. Но и после Илинденско-Преображенского восстания болгарский этнос здесь оставался самым многочисленным. Порабощенные болгары сохранили и крепкий национальный дух, чему способствовала Болгарская экзархия, вновь активизировавшая свою деятельность{515}. Так что накануне Балканской войны 1912–1913 гг. не было никаких существенных обстоятельств, которые предполагали бы изменение официальной болгарской политики по македонскому вопросу{516}. Как политик и государственный деятель с большим стажем, Иван Евстратиев Гешов не мог не быть в курсе дела.

И когда летом 1911 г. вспыхнула Итало-турецкая война, он был отлично осведомлен о поползновениях Сербии относительно Македонии. То, что они ни в какой мере не являлись платоническими, а, скорее, совсем наоборот, свидетельствует предложение тогдашнего сербского премьер-министра Милована Миловановича, сделанное Гешову в связи с начавшимися переговорами о болгаро-сербском союзном договоре. Милованович считал, что Македония (читай, Вардарская Македония. — М.К.) должна быть разделена на три части: одна — бесспорно болгарская, другая — сербская, а относительно третьей предстоял арбитраж{517}.

Вместо того, чтобы последовать примеру предшественников — Ст. Стамболова и К. Стоилова, Гешов ограничил свою задачу, предложив деление Вардарской Македонии «надвое», вместо «натрое». Такой подход знаменовал коренное отступление от болгарской точки зрения, базировавшейся на принципе неделимости этой области. Причем позиция лидера партии народняков Гешова была заложена в документ, принятый в октябре 1911 г., т. е. еще до того, как начались серьезные переговоры о заключении союза с Сербией. Этот документ — известный Pro memoria — был подготовлен Димитром Ризовым, тогдашним болгарским полномочным министром в Риме{518}, который, будучи болгарином, рожденным в Вардарской Македонии, считался хорошим специалистом по македонскому вопросу{519}. Сколь бы существенным ни являлся этот факт, он не мог быть определяющим для Гешова при поручении Ризову такой ответственной задачи. Для премьер-министра как «первого советника» царя, очевидно, важнее было другое, а именно то, что этот дипломат считался «доверенным лицом» Фердинанда{520}.

Однако в составлении документа непосредственное участие принял и сам руководитель болгарской дипломатии. Таким образом, практически он взял на себя и главную ответственность за его содержание (курсив мой. — М.К.). Что касается Д. Ризова, не блиставшего высокими дипломатическими качествами, то некоторые авторы с полным основанием считают, что само его привлечение к составлению документа и тем более к переговорам о болгаро-сербском союзе, не было «удачным ходом болгарской дипломатии»{521}, т. е. ходом самого Гешова, как ее непосредственного руководителя. Кроме Ризова, премьер-министр советовался еще и с Димитром Станчовым, болгарским дипломатом с многолетним стажем, и бывшим в свое время министром иностранных дел и премьер-министром Болгарии{522}.

Правда, в Pro memoria имеется важная оговорка: Болгария продолжит держаться идеи автономии Македонии (что является видоизменением болгарской позиции начала XX в. о реформах в этой провинции — местных{523} и так называемых Мюрцштегских{524}). Но здесь же добавлено: в случае, если идея автономии не сможет быть осуществлена, следует приступить к разделу Македонии (курсив мой. — М.К.).

Эта оговорка отражает скорее стремление к паллиативу, чем к намерению коалиционного кабинета отстаивать исконную болгарскую позицию по македонскому вопросу. В конце первого десятилетия XX в. болгарским правителям в Софии уже было ясно, что идея автономии Македонии, особенно после подавления Илинденско-Преображенского восстания 1903 г., является битой картой, и что борьба за ее реализацию не найдет поддержки не только у Сербии, но и у Греции, а в еще меньшей степени у стоящих за ними европейских великих держав{525}.

Тогда для чего она поднималась болгарской стороной? Очевидно, для того, чтобы притупить возможный протест со стороны общественного мнения в стране, которое никоим образом не приняло бы положения, что в случае удачной войны с Османской Турцией часть порабощенных в Македонии собратьев не войдет в пределы независимого Болгарского царства. А так поставленный вопрос — в случае неудачи с идеей автономии в порядке дня стоит раздел Македонии — болгарское общественное мнение оказывается перед свершившимся фактом. Как это и произошло на практике в последние месяцы перед Балканской войной.

По хорошо известным причинам заключенный в конце февраля 1912 г. (ст. стиль) договор между Болгарией и Сербией был тайным, и для болгарского общества оставался неизвестным до Балканской войны. Неизвестным он оставался и после того, как война началась. Практически первым, кто первым предал его гласности, был сам Иван Евстратиев Гешов — в указанном выше его сочинении.

Сразу возникает вопрос: мог ли болгарский премьер-министр отказаться от в третий раз выставляемого сербской стороной предложения «поделить Македонию» в качестве обязательного условия совместных действий Белграда и Софии против Османской империи? Прежде чем ответить на этот вопрос, следует сказать, что, несмотря на быстрое экономическое развитие Болгарии за прошедшие три десятилетия после ее Освобождения, когда применительно к первому десятилетию XX в. заговорили даже о так называемом болгарском чуде{526}, накануне Балканской войны она практически все еще оставалась аграрной страной, где ¾ национального дохода производилось в сельском хозяйстве, а основным занятием населения, которое на 80% было крестьянским, оставалось земледелие, причем обработка земли велась самым примитивным образом. То есть Болгария не располагала экономическим и военным потенциалом для ведения войны против Османской империи в одиночку. Нерадостной была картина и с точки зрения ее человеческого ресурса, который был в 5 раз меньше ресурса Османской империи. Турция, хотя и считалась не только болгарской, но и европейской дипломатией «больным человеком на Балканах», хотя и потерпела поражение в войне с Италией, все же располагала многократно большими экономическим, военным и человеческим потенциалом{527}, позволявшим ей справиться не только с Болгарией, но и с любым из остальных балканских государств, которое дерзнуло бы воевать против нее самостоятельно.

Не следует забывать еще одно