Homo Bonus. Обнадеживающая история человечества - Рутгер К. Брегман

Это захватывающая теория, но у нее есть один недостаток.

Она игнорирует 95 % истории человечества.

Так вышло, что наши кочевые предки сумели преодолеть магический порог в 150 друзей[480]. Конечно, они охотились и собирали плоды небольшими группами, но состав этих групп постоянно менялся, благодаря чему каждый человек становился частью огромной, «перекрестно опыляемой» социальной сети Homo puppy. Я уже упоминал об этом в главе 3, когда говорил о племенах аче в Парагвае и хадза в Танзании, средний представитель которых знакомится в течение жизни более чем с тысячей человек[481].

Кроме того, первобытные люди тоже обладали богатым воображением. Они придумывали замысловатые истории и мифы, которые передавались из уст в уста, что также способствовало укреплению связей и сотрудничества между большими группами. Яркий пример – старейший в мире храмовый комплекс Гёбекли-Тепе на территории современной Турции, возведенный совместными усилиями тысяч людей (см. главу 5).

Разница лишь в том, что в первобытные времена мифы были менее долговечными. Вождей часто свергали, а каменные истуканы сносили. Вот что пишут об этом два антрополога:

Наши первобытные предки вовсе не пребывали в состоянии первозданной невинности, пока джинн неравенства не был каким-то образом выпущен из бутылки; похоже, они регулярно и успешно открывали и закрывали бутылку с этим джинном, удерживая неравенство в рамках ритуальных костюмированных драм, конструируя богов и царства, а затем играючи разбирая их на части[482].

На протяжении тысячелетий мы могли позволить себе скептически относиться к историям, которые нам рассказывали. Если какой-нибудь горлопан заявлял, что он богоизбранный, на него можно было просто не обращать внимания. Если он слишком всем докучал, то рано или поздно получал стрелу в спину. Homo puppy были дружелюбны, но отнюдь не наивны.

Все изменилось с появлением армий и полководцев. Попробуйте пойти против силача, который сдирает со своих критиков кожу, сжигает их заживо или четвертует. Ваш энтузиазм быстро угаснет. «Вот почему, – пишет Макиавелли, – все вооруженные пророки побеждали, а все безоружные гибли».

С этого момента богов и царей было уже не так легко свергнуть. Отказываясь поддерживать тот или иной миф, вы сильно рисковали. Верите не в того бога? Лучше держать это при себе. Считаете государство глупой выдумкой? Рискуете лишиться головы. «Надо быть готовым к тому, – советует Макиавелли, – чтобы, когда вера в народе иссякнет, заставить его поверить силой»[483].

Возможно, вы думаете, что сегодня насилие уже не играет такой большой роли – по крайней мере в опрятных демократиях с их скучными бюрократическими процедурами. Но не заблуждайтесь: угроза насилия по-прежнему существует, притом повсеместно[484]. Тот факт, что семью с детьми могут выставить из дома за долги по ипотеке, – это угроза насилия. Иммигранты не могут свободно пересечь границу некой фикции под названием «Европа» или «Соединенные Штаты Америки» по причине все той же угрозы насилия. И именно из-за угрозы насилия мы продолжаем верить в деньги.

Только задумайтесь: почему люди по сорок часов в неделю сидят в клетке, называемой офисом, в обмен на кусочки металла, листки бумаги или несколько цифр на банковском счете? Не потому ли, что на нас действует пропаганда власть имущих? И если да, то почему никто с этим не борется? Почему никто не приходит в налоговую инспекцию со словами: «Я тут прочел интересную книгу о силе мифов и понял, что деньги – это фикция. Так что в этом году я налоги платить не буду».

Ответ очевиден. Если вы проигнорируете счет или не заплатите налог, вас оштрафуют или посадят в тюрьму. Если не подчинитесь добровольно, за вами придут органы власти. Пусть деньги и фикция, но за этой фикцией стоит угроза вполне реального насилия[485].

3

Знакомясь с работами Дачера Келтнера о психологии власти, я начал понимать, как развитие частной собственности и земледелия могло сбить с толку Homo puppy.

На протяжении тысячелетий мы выбирали в лидеры хороших людей. Уже в первобытные времена мы прекрасно понимали, что власть развращает, и прибегали к механизмам стыда и общественного давления, чтобы держать соплеменников в узде.

Но 10 тысяч лет назад свергать властителей стало намного труднее. Когда мы обосновались в городах и государствах, правители получили в свое распоряжение целые армии. Теперь уже недостаточно было простых сплетен или меткого копья. Короли не позволяли себя свергнуть. Президенты не боялись насмешек.

Некоторые историки предполагают, что сегодня мы даже нуждаемся в неравенстве. Юваль Ной Харари, например, пишет: «Похоже, что в сложно устроенном человеческом обществе не обойтись без воображаемых иерархий и несправедливой дискриминации»[486]. (Можете не сомневаться – наверху такие тезисы очень одобряют.)

Но что меня восхищает, так это то, что даже после появления вождей и королей люди во всем мире продолжали искать способы их укротить. Самый очевидный из них – революция. Все революции – будь то Французская революция 1789 года, революция 1917 года в России или «арабская весна» 2011 года – начинались по одной причине: массы пытались свергнуть тирана.

Большинство революций в конце концов терпят поражение. Как только народ свергает одного деспота, его место тут же занимает другой, у которого развивается столь же ненасытная жажда власти. После Французской революции это был Наполеон. После революции 1917 года в России – Ленин и Сталин. Египет тоже в итоге вернулся к диктатуре. Социологи называют это «железным законом олигархии»: даже социалисты и коммунисты, несмотря на декларируемые идеалы свободы и равенства, не застрахованы от разлагающего влияния чрезмерной власти.

Некоторые общества решили эту проблему, создав систему распределения власти – демократию. Хотя слово «демократия» подразумевает, что обществом управляет народ (от древнегреческого δῆμος – «народ» и κράτος – «власть»), обычно все происходит не так.

Руссо отмечал, что эта форма правления скорее представляет собой «выборную аристократию», потому что в реальности народ не имеет никакой власти. Вместо этого нам позволено решать, кто будет нами править. Важно также понимать, что эта модель изначально была призвана не допустить к власти рядовых членов общества. Возьмем, к примеру, Конституцию США: историки сходятся во мнении, что это «документ, составленный аристократами с целью сдержать демократические тенденции того периода»[487]. Отцы-основатели США никогда не стремились предоставить населению активную роль в политике. Даже сейчас, когда формально любой гражданин может баллотироваться на государственную должность, почти невозможно выиграть выборы без доступа к аристократической сети спонсоров и лоббистов. Неудивительно, что американская «демократия» проявляет династические тенденции – достаточно вспомнить семейства Кеннеди, Клинтон и Буш.

Снова и снова