Атомный век Игоря Курчатова - Александр Анатольевич Цыганов

Что касается фигур сравнимого, но меньшего ранга, то тут у нас ядерной физикой занимались до войны сразу три конкурирующие научные школы – ЛФТИ академика Иоффе, РИАН академика Хлопина и ИФП академика Капицы.

Капица отпадал, так как уже успел разочаровать Молотова. Вячеслав Михайлович вспоминал позднее о привычной уже мантре Петра Леонидовича: «Мне было поручено найти такого человека, который бы мог осуществить создание атомной бомбы. Вызвал Капицу к себе, академика. Он сказал, что мы к этому не готовы, и атомная бомба – оружие не этой войны, дело будущего» [274, с. 19].

По той же причине сомнения были и по поводу Хлопина – тот тоже не раз выражал своё очевидно скептическое отношение к перспективам быстрого получения в СССР ядерного оружия.

Оставался незаменимый Иоффе. Тот, однако, помялся и тоже отказался, сославшись на свои 63 года. Староват-де он для подъёма такой громадной темы с таким громадным управленческо-хозяйственным сектором. Зато готов с ещё большей уверенностью повторить своё мнение, что «общее руководство всей проблемой в целом следовало бы поручить И.В. Курчатову как лучшему знатоку вопроса, показавшему на строительстве циклотрона выдающиеся организационные способности» [273].

Не менее хорош Алиханов, справедливости ради добавил в том разговоре директор ЛФТИ; к тому же он вместе с Курчатовым участвовал в строительстве циклотрона в качестве администратора и толкача. Да, и ещё он уже членкор Академии наук.

Хорош Исаак Кикоин; но не очень любит брать на себя полную ответственность, да и по характеру больше склонен держаться на вторых ролях.

Харитон тоже – громадный ум, лучший в Союзе специалист по теории взрыва, разработчик самой идеи цепных реакций, но по характеру… мягковат.

Флёров – обладатель одной из лучших голов в ядерной теме, энергичен. Но слишком непоседлив и ядовит. И к тому же – ученик Курчатова, что вновь приводит нас к той же фигуре.

Но Кафтанов как раз по Курчатову испытывал серьёзные сомнения. Уж больно неровная у него была репутация в учёном мире. Не умеет, мол, концентрироваться, слишком легко переключается с одной темы на другую.

Кто подал ему такую идею, Кафтанов, правда, никогда не разъяснял – возможно, потому, что позднее более чем ясно проявилось по факту: Курчатов как раз очень перспективно «переключился» с сегнетоэлектриков на атом. Вот эту тему уже не бросал. А потому после начала руководства Атомным проектом прежнее мнение о нём стало просто смехотворным.

По тому времени И.В. Курчатов в глазах высокого начальства действительно проигрывал А.И. Алиханову. Тот был уже именитым физиком. К тому же, что важно, известным в академических кругах (один из самых молодых членов-корреспондентов Академии наук – а это из ниоткуда не возникает), с весьма авторитетными публикациями в научной прессе. По тем же самым «варитронам», в частности, в существовании которых в 1942 году ещё не сомневались.

А Курчатов даже открытие спонтанного деления ядер урана упустил – ученики его всё открыли…

И всё же в конечном «шорт-листе» Сергея Кафтанова остались именно эти две кандидатуры. Блестящий ум, сильный характер, работоспособные руки – Абрам Исаакович Алиханов, 38 лет. И менее известный, но тоже колоссально работоспособный и умеющий добиваться цели, а также хороший организатор Игорь Васильевич Курчатов, 39 лет.

На следующий этап «кастинга» оба получили вызов в Москву 22 октября 1942 года. Алиханова выдернули аж с горы Арагац в Армении, где он работал в экспедиции от ИФП по изучению космических лучей.

В столице они предстали перед внимательными взглядами – и вопросами, да, тоже очень внимательными – товарищей Кафтанова и Первухина.

Почему Первухин? А потому, что товарищ Сталин поручил курировать работы по урану товарищу Молотову. Но тот, как первый заместитель председателя Совета народных комиссаров, на деле выполнял роль главы правительства – при занятости Сталина фактически ручным управлением войною. И потому уже Молотову понадобился помощник с полномочиями главного представителя Совнаркома.

Им и стал Михаил Георгиевич Первухин.

Внешнему взгляду он представляется чем-то вроде зеркала Игоря Васильевича Курчатова. Контрастным отражением.

М.Г. Первухин.

[Портал «История Росатома»]

Отражения у этих почти одногодков и почти земляков – Первухин родился в 1904 году в Юрюзанском заводе Челябинской области – начинаются в родителях. У одного землемер и дворянин, у другого – кузнец.

Дальше – тоже всё на контражуре.

Один аполитичен с самого начала.

Другой с 14 лет активный комсомолец. Причём вступил в Коммунистический союз молодёжи под белыми, когда красные ещё не выбили генерала Каппеля из Златоуста. С 15 лет – член компартии.

Один в бурных 1918–1919 годах учится в гимназии по вполне дореволюционным программам, что сохранялись у белых.

Другой в 15 лет – внешкольный инструктор Юрюзанского районного отдела народного образования – красного, естественно, извода.

Один, крутясь и выкручиваясь в поисках работы и пропитания, упрямо идёт по своей программе и поступает в университет, не ища никакой карьеры, кроме научной.

Другой делает блестящую карьеру политика, которая только в революционных пертурбациях и возможна: в 16 – ответственный секретарь газеты «Пролетарская мысль», в 17 – завотделом политического просвещения, заместитель секретаря Златоустовского уездного комитета РКП(б).

У одного с высшим образованием постоянные перемены, перемежаемые первыми научными штудиями.

Другой ровно идёт по линии: едет в Москву, где поступает в институт народного хозяйства, выучивается на энергетика, работает инженером МОГЭС.

А дальше отражения кончаются.

Первухин в 1937 году становится главным инженером Мосэнерго, а через год – заместителем наркома тяжёлой промышленности. А нарком, между прочим, – сам Лазарь Моисеевич Каганович. Секретарь ЦК и автор бессмертной фразы: «У каждой аварии есть имя, фамилия и должность». В 1937 году – слова очень даже высокого удельного веса. Веса колымского золота, как минимум. И невостребованного праха с Донского кладбища – как максимум…

В следующем году – Первухину всего лишь 35 лет – он уже нарком электростанций и электропромышленности СССР. При этом ни на чьё остывающее после ареста кресло не садился: наркомат был образован в ходе разукрупнения НКТП.

В 1940 году он поднимается до поста заместителя председателя СНК СССР. И на этой ступени глава СНК В.М. Молотов и поручает ему курировать от своего имени Атомный проект. Распоряжением ГКО № ГОКО-2872сс от 11 февраля 1943 года его проведут официально на роль лица, на которого возложена «обязанность повседневно руководить работами по урану и оказывать систематическую помощь спецлаборатории атомного ядра Академии наук СССР». Тем же распоряжением будет предписано «научное руководство работами по урану возложить на профессора Курчатова И.В.».

Вот тут и свела история два отражения. Произошло это в конце октября в ходе некоего «кастинга», устроенного Первухиным совместно с Кафтановым Курчатову и Алиханову.

Курчатов выглядел более собранно, что, конечно, было по душе такому организованному человеку, как Первухин. Кроме того, Курчатов производил