Еврейский мир. Сборник 1944 года - Коллектив авторов -- История

class="p">Практических последствий переговоры Герцля с Плеве не имели. Над обоими уже витала смерть. Третьего июля 1904 года Герцль преждевременно скончался от болезни сердца. Через две недели после этого Плеве был убит бомбой, брошенной революционером Сазоновым.

И. Гальперин. В. Е. ЖАБОТИНСКИЙ (Биографический очерк)

Многогранный человек был Владимир Евгеньевич и огромную жизнь прожил он. Его биограф, по образному выражению М. А. Осоргина, должен будет путешествовать за его тенью по всему свету. В краткой статье можно наметить лишь главные этапы бурной жизненной поэмы Жаботинского.

Начало этой поэмы рассказано самим Жаботинским в его «Автобиографии», вышедшей в Палестине на иврит, но в ней далеко не исчерпан автором план «поэмы», намеченный им в стихотворении «Мадригал»:

В ней много будет глав...

И будет там вся быль моих скитаний, все родины, все десять языков, шуршание знамен и женских тканей, блеск эполет и грязь тюремной рвани, народный плеск и гомон кабаков.

В. Е. мечтал:

Когда-нибудь за миг до той зари, когда Господь пришлет за мной коляску, и я на лбу почую божью ласку и зов в ушах — «Я жду тебя, умри» — я допишу, за час до переправы, поэмы той последние октавы.

Эти последние октавы, к прискорбию, так и остались недописанными.

В. Е. Жаботинский родился 5 (18) октября 1880 года в Одессе, которую он называл «Моя столица» и с которой связаны его молодые годы, начало его литературной деятельности и первые шаги в сионистской работе.

Отец В. Е. принадлежал к тому типу широких русско-еврейских натур, которые с такой выпуклостью изображены Жаботинским в его повести «Пятеро». — Родом из Никополя, он был главным коммерческим агентом Русского Общества Пароходства и Торговли. Директор «Ропита» адмирал Чихачев характеризовал его так: «Это не Евгений, а настоящий гений». Когда Евгений Жаботинский умер, его сыну было всего шесть лет. Мальчик остался на попечении матери и старшей сестры.

Мать В. Е. принадлежала, по-видимому, к европеизированной семье. Ее языком, наряду с идиш, был... немецкий. По-русски она научилась говорить только после замужества. С детьми она говорила исключительно на этом языке. Это была женщина большого ума и характера. Достаточно напомнить читателю эпизод, рассказанный Жаботинским в «Слове о Полку». Это было летом 1915 года, в последнее его свидание с страною, где он родился и вырос. Он приехал из-за границы, где вел борьбу за создание еврейского легиона. Русские коллеги в редакции «Русских Ведомостей» приняли его, как своего, но в сионистских кругах не только в столицах, но и в родной Одессе он оказался анафемой и отверженцем. К этому бойкоту Жаботинский, в сознании правоты своего дела, относился спокойно; задело его только одно обстоятельство, как он определил, совсем уж непристойное. «Старая мать моя, — рассказывает он, вытирая глаза, — призналась мне, что к ней подошел на улице один из виднейших воротил русского сионизма ...и сказал:

—Повесить надо вашего сына.

Ее это глубоко огорчило. Я спросил ее:

—Посоветуй, что мне дальше делать?

До сих пор, как гордятся люди пергаментом о столбовом дворянстве, я горжусь ее ответом:

— Если ты уверен, что прав, — не сдавайся».

Не меньше оснований было у В. Е. гордиться и своей сестрой. На юге России все знали Т. Е. Жаботинскую-Копп, основательницу первой еврейской женской гимназии в Одессе, женщину исключительной стойкости и идейной чистоты.

Детство и юношеские годы до 17 лет Жаботинский провел в Одессе. В семье и вне семьи он говорил только по-русски. Хотя его мать говорила со своей родней на идиш, но ему и его сестре никогда в голову не приходило изучать этот язык (только в эмиграции он научился говорить и писать на идиш и — блестящий лингвист — овладел этим языком в совершенстве). Когда ему исполнилось восемь лет, он начал брать уроки иврит у Йегошуа Равницкого. Языки он изучал с изумительной легкостью и в совершенстве знал десять языков.

Кроме еврейских уроков, у Жаботинского не было тогда точек соприкосновения с юдаизмом, и до 20 лет не было определенных убеждений не только в еврейском вопросе, но и по общим социально-политическим проблемам вообще. Впрочем — говорит он в Автобиографии — одно убеждение у меня было ясное и твердое: я свято верил в то, что каждый человек — царь и, будь у меня власть в руках, я создал и осуществил бы новую социальную доктрину, — «пан-Базилея». Этой демократической, сверхдемократической идее Жаботинский, причисленный, по недоразумению, политическими противниками к фашистам, остался верен до своего последнего часа.

Семи лет от роду он поступил в училище сестер Зусман для «мальчиков и девочек обоего пола», описанное им в рассказе «Белка».

Через год, в виду процентной нормы для евреев, он вынужден был держать вступительные экзамены сразу «и в первые, и в приготовительные классы и в гимназию, и в реальное, и в коммерческое училище и во вторую четырехклассную прогимназию» (рассказ «Акация»). Принят он был в приготовительный класс прогимназии. По окончании курса в ней, он перевелся в пятый класс Одесской Ришельевской гимназии.

К гимназисту Жаботинскому в полной мере применима характеристика, которую он дает в одном из своих ранних стихотворений «Шафлох» (1900 г.):

В раннем детстве, фрейлейн Зина, все я старших задирал: был я мальчик непокорный и великий либерал.

Любимец классных товарищей, идеальный товарищ, автор талантливых стихотворных сатир на гимназических педагогов, Жаботинский не пришелся по вкусу своим «либерализмом» гимназическому начальству тяжелой эпохи Делянова.

Но и «непокорному» Жаботинскому была тяжела гимназическая лямка. Из гимназических предметов его интересовали только классические языки, и он навсегда остался сторонником классицизма. Все же остальные знания он черпал не из гимназической учебы. В русской литературе он любил поэзию — Пушкина и Лермонтова он знал наизусть; из писателей-прозаиков он ценил почему-то выше всех Гончарова за его «Обрыв», но больше он любил иностранную литературу — цитировал на память «Сирано» и «Принцессу Грезу» Ростана, Эдгара По, Мицкевича и др.

Первое стихотворение было написано Жаботинским, когда ему было десять лет. В гимназические годы он перевел на русский язык Песню Песен, «Ворона» Эдгара По — впоследствии вошедшего в «Чтец-Декламатор», но тогда не принятого «Северным Курьером». Первое его произведение (о вреде школьных отметок) появилось в печати в одесском «Южном Обозрении» 22 августа 1897 года.

Большую роль в литературной карьере Жаботинского сыграл живший в Одессе поэт А. М. Федоров. Ему очень понравился перевод «Ворона», он пригласил к себе Жаботинского, обласкал молодого поэта и устроил его иностранным корреспондентом «Одесского Листка», когда В.