Великая война. 1914 г. (сборник) - Леонид Викторович Саянский

Попробовал он обойти свой зарядный ящик кругом, – и лучше не пробовал бы! Только ступил шаг в сторону, как нога зацепилась на шагу опять за мягкое, крупное, – явно труп немецкого канонира.

– А будь же ты неладен, поганец, – вспомнил он наречие родной далекой Украины, – щож тебя тут положило!..

Кончил длинноногий хохол-наблюдатель тем, что просидел битых два часа, пока вдали послышался перебой копыт шестерки лошадей, высланных с передком.

VI

– Геройство?! Герои?! – с оттенком какого-то раздражения повторял офицер, при чем у него выходило не «г», а латинское «h» – heroistvo, – вы говорите (хотя я ни одного слова не говорил) – heroistvo?! Н-не знаю, – сомнительно качнул он головой, широко расставляя длинные цаплиные ноги, обтянутые узкими рейтузами, – н-не знаю, лично про себя не знаю, когда у меня было больше геройства: там ли, в сарае, когда солдата ранило, кругом шрапнель только щелкает, сарай загорелся и телефон оборвали, или когда я, як горобец, на этом самом ящике два с лишним часа сидел… По затрате нервной энергии, напряжения, – даже, если хотите, смелости, отваги моей, вытребованной обстоятельствами лично от меня в данной обстановке смелости и отваги, – эта ночь стоила неизмеримо больше, чем все сиденье в сарае с телефонной трубкой в руках… А ведь каким аршином и прикидывать еще это самое геройство-то?! Геройство, геройство, а раз сказать – так ничего особенного: в обоих случаях исполнение своего прямого долга… Вот, если бы орудие тогда нашел, ну…

– А не нашли?

Офицер вдруг плюнул и резко повернулся.

– На следующее утро пехота в пятидесяти шагах, в болоте, под самым лоском, орудие вытянула… Подбитое, все честь честью…

Ненужные жертвы

I

Варшава – вот исходная точка операций немецких войск. Район их – треугольник, один из катетов которого неровными уклонами протягивается от пункта против Сохачева (на левом берегу Бзуры) на Скерневицах, другой – Скерневицы – Лович, и гипотенуза соединяет Лович – Сохачев.

Бзура – вот грань, которую немцам нужно перейти во что бы то ни стало. Я уже писал в одном из прошлых писем о той роли, которую играет, может сыграть и, по последним данным, уже сыграла эта небольшая, по существу маловодная речка в истории вторичного наступления германских войск на Варшаву. В том постоянно меняющемся, не поддающемся никакому предварительному учету взаимоотношений двух сил, которое делает погоду войны, трудно что-либо предсказать. Поэтому будет вполне понятно чувство удовлетворения, испытываемое человеком, нашедшим те или иные данные в настоящем, чтобы с большей или меньшей вероятностью указать этапы будущего.

Пишущий эти строки имел в своем распоряжении основание треугольника событий, которые, по его мнению, должны были последовать на этих днях, и два прилежащих угла. С большей или меньшей вероятностью он пытался установить, продолжив стороны прилежащих углов, где упадет вершина треугольника.

В том прошлом письме, описывая поступательное движение германских корпусов вплоть до позиции против Сохачева на левом берегу Бзуры, я говорил о том, что здесь может разыграться драма, имевшая уже однажды место в данной кампании, на Немане у Друскеник. Стоит немцам сделать попытку перехода где-либо выше или ниже Сохачева по течению реки, как их постигнет участь тех соотечественников, трупы которых выплывали в нижнем течении Немана через полтора месяца после знаменитой переправы.

II

12 декабря два немецких полка сделали эту попытку.

Перед этим (с вечера) как артиллерийская, так и ружейная стрельба совершенно прекратились. Явление совпало с католическим Рождеством. Возможно было предположить, что первое является результатом второго. Известно, что в германской армии насчитывается около тридцати пяти процентов католиков. Сидевшие в укреплениях на правом берегу православные сначала так было и порешили:

– Оно известно, тоже, чай, не без Бога живут… Конечно, тоже, как полагается, праздник свой имеют. Что ж, пущай себе, чего ж им мешать, наше дело – с уважением чтобы, потому кажнему своя вера дорога!..

Накануне кружившийся над русским расположением аэроплан, вместо обычных бомб, разбрасывал пестрые бумажные листки. В них говорилось о том, что, в виду наступающего сочельника, завтра стрельбы не будет. Православный, высиживавшийся в окопе, в значительной степени заваленном неожиданным снегом, покряхтывал, поддерживая настывшую винтовку, и соглашался:

– Оно конешно… Кажнему свое дорого… Чай, мы не без понятия, и начальство тоже разбирает – что к чему. Нам что? Не стрелять, так не стрелять, пущай твоя душа праздничку радуется!..

Так рассуждал православный, всем своим существом воспринимавший права другого человека, против которого он «орудует винтовкой», на его праздник. Но другой православный, умудренный практикой этой войны, видевший своими глазами, как немцы палят в Красный Крест, как, спрятав у себя за спиною целый отряд стрелков, они поднимают руки и коварно заявляют о своем желании сдаться в плен, дабы приманить к себе доверчивых русских солдат и в самый последний момент открыть по ним огонь из винтовок – этот другой православный, с обер-офицерскими и штаб-офицерскими погонами на плечах, озабоченно хмурился и простуженным, охрипшим от командного крика, сырости и холода, голосом ворчал:

– Гм… конечно, само собой разумеется – праздник… Сами говорят, можно сказать, демонстративно заявляют!.. А все-таки… Кто его знает, народ лукавый, примеров тому не искать стать! Как бы чего не вышло, – на всякий случай… Эй, Воронков! Распорядись-ка, любезный, чтобы на флангах окопа пулеметы были в порядке, людям раздать патроны полным комплектом, но…

Штаб или обер-офицерский указательный палец занимал вертикальную позицию между штаб- или обер-офицерским носом и носом фельдфебеля Воронкова и начинал предупреждающе качаться из стороны в сторону:

– Н-н-но, смотри у меня! – хрипел осипший голос. – Без приказания – ни од-но-го выстрела!!! Слышишь? Ты отвечаешь, понял? Может, и действительно – праздничным делом, кто их знает…

– Известно, вашевысокородь, чай, тоже не без Бога живут… – почтительно соглашался Воронков.

– Кто его знает, я ему в душу не глядел… Так понял, значит: ни-ни! Но чтобы все на чеку, соображаешь?

– Слушаюсь, вашевысокородь!..

Соответствующие распоряжения были отданы. Разлитое вино стояло в стаканах. Скоро пришли и те, кто должен был его выпить.

III

Ночью немецкие понтонеры пригнали с нижнего течения плоты. Они выстраивались вдоль левого берега один за другим, протягиваясь на далекое пространство. Саперы, понтонеры и всякие другие специалисты всю ночь ползали по ним, что-то связывая, что-то укрепляя. Когда наступил синий зимний рассвет, – плоты стали медленно поворачиваться поперек реки.

– Ах,