Император Пограничья 13 - Евгений И. Астахов

усиленных бойцов — Зарецкий провёл их через две трети цикла, а Федот после своего возвращения начал натаскивать по методике «Перуна». Однако новички ещё не вышли на максимум, их тела продолжали адаптироваться к изменениям. Для сегодняшней операции я взял только восьмерых ветеранов — проверенных в боях и находящихся на пике формы.

— Севастьян, — обратился я к Журавлёву. — Все в сборе?

Невысокий плотный мужчина с ироничной улыбкой поднялся со скамьи. За последние недели он заслужил авторитет товарищей — холодная голова, точный расчёт, никакой паники даже в критических ситуациях и острое чувство юмора. Идеальный командир для ночной вылазки.

— Так точно!

— Задача простая, — начал я, когда все выстроились напротив меня. — Пробираетесь к лагерю Владимира. Подрываете склад боеприпасов. Если получится — клетки с химерами. Офицеров режете на ленты. Главное — посеять панику перед завтрашним штурмом. Никакого спокойного сна врагу!

Емельян Железняков, чьё лицо было изрезано шрамами, молча кивнул. Все начали проверять снаряжение. Оружие из Сумеречной стали тускло поблёскивало в свете ламп. Марина Соколова проверила медицинскую сумку — даже усиленная, она оставалась полевым медиком. Дмитрий Ермаков и Игнат Молотов выглядели скромнее без своей обычной тяжёлой брони — для скрытной операции она была лишней.

При этом Ермаков крутил в руках траншейные ножи-кастеты, позволяющие не только бить, но и резать, а также колоть трёхгранными клинками, а Молотов взвешивал одноручную дубинку, усеянную острыми шипами.

Марина Соколова спрятала парные тычковые ножи в специальные ножны на рёбрах. Т-образные рукояти позволяли держать клинки так, чтобы они выступали между пальцами — компактное оружие было идеально для скрытого ношения и ближнего боя. Его гораздо сложнее выбить из рук, а короткие клинки позволяли использовать ударную технику, наносить молниеносные серии проникающих ударов. Колотые раны в правильных местах — артерии на шее, бедре, под мышкой — надёжно выводили противника из строя за секунды. Главный недостаток — короткая длина лезвий затрудняла проникновение до жизненно важных органов через толстую броню или мышечную массу, требуя от бойца знания анатомии и повышенной меткости.

Раиса оценивала баланс своих кинжалов — длинные, тонкие, идеальные для точечных ударов. Каменев повертел в руках топор с узким лезвием на короткой рукояти. Шип на обухе мог пробить шлем или панцирь. Севастьян примерил к руке тесак — короткий рубящий меч с широким изогнутым лезвием, способный отсечь конечность одним ударом. Железняков взвесил молот-клевец, чья ударная часть могла проломить череп даже сквозь шлем.

Марья Брагина поправила прицел и проверила натяжение тетивы многозарядного арбалета. На спине у неё висела снайперская винтовка с глушителем — последний довод в случае провала скрытности, потому что в такой тишине глушитель не обеспечит необходимой скрытности.

Я достал флягу с алхимическими стимуляторами Зарецкого.

— По глотку каждому. Усилит реакцию и выносливость на четыре часа. Побочек быть не должно — Александр обещал.

Пока фляга шла по кругу, мои бойцы переговаривались и шутили. Это отличало их от жертв Гильдии Целителей, что подверглись жестоким процедурам. Мои ребята оставались людьми со всеми их тревогами, страхами и сомнениями, но также с отчаянным героизмом и неистребимым чувством долга.

— Ночная прогулка под луной, — хмыкнула Брагина. — Романтика!..

— Главное — не подорваться на собственных минах, — усмехнулся Журавлёв.

— Ты их ставил, ты и обходи, — показала ему язык Марья.

Все сняли лишний металл — пряжки, цепочки, всё, что могло звякнуть в неподходящий момент. Панцири из Костедрева сидели как влитые — лёгкие, прочные и, что важнее всего, абсолютно бесшумные. Выкрашенный в тёмно-серый материал с прожилками напоминал хитиновый покров насекомого. Тёмные балаклавы скрыли знакомые лица

Всеволод Каменев достал медальон с портретами жены и детей, поцеловал и спрятал под рубаху. Я заметил, как его рука дрогнула — даже опытные воины понимали риск.

К нам подошёл Евдоким Соколов. Бывший десятник Стрельцов остановился перед дочерью, и в его карих глазах читалась тревога.

— Марина, береги себя.

Девушка улыбнулась — искренне, тепло.

— Я медик, папа. Моя задача — беречь других.

Евдоким хотел что-то возразить, но промолчал. Просто обнял дочь и отошёл. Я видел, как он стискивад кулаки — отпускать единственного близкого человека на такое задание было пыткой.

— Главное правило, — я рубанул ладонью для акцента. — Полная тишина. Чихнёте, споткнётесь, уроните что-то — вас накроют огнём из обоих лагерей одновременно. Ни звука!

Все кивнули. Шутки закончились — мои люди понимали ставки. Одна ошибка, и они окажутся под перекрёстным огнём двух армий.

Через несколько минут по подземному тоннелю они вышли из южного форта в предрассветную темноту.

* * *

Октябрьский туман клубился над землёй, ограничивая видимость. Холод проникал сквозь панцири, заставляя мышцы напрягаться. Влажная морось оседала на открытых участках кожи, стекая ледяными ручейками за воротники.

Отряд двигался цепочкой — Севастьян впереди, размечая безопасный путь через наши же минные поля. Позади него Раиса, используя свой дар Тенеброманта для создания товарищам дополнительной маскировки. Марья прикрывала с арбалетом, готовая снять любого противника бесшумным болтом.

Поле между фортом и лагерем Владимира было изуродовано дневным боем. Воронки от снарядов, обгоревшая земля, запах пороха и крови. К ним примешивалась сладковатая вонь разложения — некоторые тела лежали здесь с утра утра, уже начав гнить в сырости.

Бойцы использовали воронки как укрытия, перебегая от одной к другой. Внезапно хруст — Каменев наступил на ветку. В ночной тишине звук прогремел как выстрел. Пульс загрохотал в ушах Всеволода. Под балаклавой выступил холодный пот, стекая солёными каплями в глаза.

Все замерли, не дыша. Челюсти сведены так сильно, что заныли зубы. Металлический привкус на языке. Десять секунд абсолютной неподвижности. Каждый напрягал слух — ничего. Ни криков, ни движения в лагере. Через несколько кажущихся бесконечным мгновений они продолжили путь.

Соколова чуть не наступила на что-то в очередной воронке. Раненый солдат армии Владимира, покрытый засохшей кровью, лежал здесь с утра. Он зашевелился, подслеповато щурясь, открыл рот для крика… Железняков среагировал мгновенно — рука с молотом опустилась, хрустнула лобная кость, и враг затих навсегда.

Гвардейцы переглянулись. Напряжение росло с каждым метром.

Густой туман сократил видимость до пяти-семи метров. Они двигались почти вслепую, ориентируясь по памяти и редким ориентирам. И тут Севастьян резко поднял руку — стоп.

Раиса вторила ему, прошептав едва слышно:

— Впереди кто-то есть. Тени… странные. Не наши.

Ермаков замер рядом с ней. Его усиленные рефлексы тоже засекли опасность. Он прищурился, вглядываясь во мглу. Сначала — просто неясные тени в тумане, едва различимые.