Хроника моей жизни - Савва (Тихомиров)

Архимандрит Леонид. 1855 год, февраля 9».

На это я отвечал ему на другой день:

«Высокопреподобнейший отец ректор!

Вашею просьбою вы оказываете мне, с одной стороны, слишком великую доверенность, которую я едва ли заслужил, а с другой – действительно поставляете меня в немалое затруднение. Согласиться на вашу просьбу, принять на себя великое звание судии вашей совести страшусь: ведь я человек в этом отношении малоопытный. А с другой стороны, и решительно отказать вам в просьбе воспрещает мне совесть и глубокое, искреннее чувство уважения к вам. По крайней мере, нельзя ли нам избрать в этом случае что-либо среднее? На сей раз, поелику вы не обрели себе по сердцу и по совести иное лицо, кроме меня, недостойного, я решаюсь удовлетворить вашему желанию, но с тем, чтобы со временем, когда, может быть, Господь укажет вам в ком-либо другом более достойного и более опытного, чем я, руководителя на пути духовной жизни, вы освободили меня от столь важной и ответственной обязанности.

Что касается до времени, когда вам исповедоваться, я нахожу более удобным завтра, т. е. в пятницу часов около 9-ти утра, а где – у меня ли в церкви или у вас в Заиконоспасском – это для меня решительно все равно: как вам будет угодно».

На изъявленное таким образом мною согласие быть, хотя и временно, духовником отца Леонида он поспешил написать мне в тот же день, т. е. 10-го числа, записку такого содержания:

«Истинно милосердующий батюшка!

С глубоким благодарением принимая ваше милостивое, хотя и условное, согласие, ценя в нем великую приносимую мне жертву, я располагаюсь приехать к вам завтра, на пути в Заиконоспасский монастырь, часам к 9-ти утра. С Господом и острые пути гладки, и темные светлы, и всякое бремя – не бремя.

Глубоко вам преданный и покорнейший недужный Леонид».

18-го числа, в пятницу, на второй неделе Великого поста, Россия поражена была тяжким, неожиданным ударом. В этот день, после кратковременной болезни, переселился в вечность великий самодержец России государь император Николай Павлович, тридцать лет твердо державший в своих руках бразды правления. Роковая весть о кончине императора как гром поразила умы и сердца всех верноподданных.

На другой или на третий день после сего необычайно горестного события собраны были в Москве, в кафедральный Чудов монастырь, для приведения к присяге на подданство новому, вступившему на прародительский престол императору Александру Николаевичу сенаторы, старшее духовенство и высшие военные и гражданские чины столицы[89].

Между тем на Ивановской колокольне производился в это время торжественный звон. И что же случилось во время этого звона? Второй колокол, в 2 тысячи пудов, оборвался, пробил в колокольне несколько сводов и упал на землю, причинив своим падением гибель нескольких людей. При этом столь грустном и неблаговременном событии пострадало до 15-ти человек, из коих одни тут же умерли, а другие остались в живых, но со страшными ранами и увечьем. Пострадавшие все почти принадлежали к семействам Ивановских звонарей, коих квартиры находились и поныне находятся в колокольне под колоколами. Прискорбное происшествие это возбудило в Москве и вне ее множество разнообразных толков, особенно в мире раскольников, против коих незадолго пред тем приняты были некоторые репрессивные меры.

По поводу этого происшествия обер-гофмаршал Двора Его Величества В.Д. Олсуфьев[90] писал из Петербурга от 11-го марта Московскому митрополиту следующее:

«Падение колокола с Ивановской колокольни произвело здесь какое-то тревожное впечатление; носятся слухи, что его приказано поднять и повесить на прежнее место. Надобно ли это будет? Колокол с поврежденными ушами опять может оборваться; всякое же железное укрепление, которое потребует сверления, неизбежно изменит звук. Всего лучше разбить его и, вынеся куски в дверь сеней, перелить в новый колокол, который чрез четыре месяца может быть готов и поднят. Впрочем, я это пишу вашему высокопреосвященству только как собственное мнение» (Русский архив. 1883. 1. С. 216).

Я не знаю, какой был дан ответ на это письмо владыкою, но известно, что колокол не был перелит, и поднят на колокольню в том виде, в каком он был до падения.

О способе поднятия колокола митрополит писал от 22 августа 1855 года исправляющему должность обер-прокурора А.И. Карасевскому (См.: Собрание мнений и отзывов митрополита Филарета. Т. IV. № 412. С. 34.)

По случаю кончины государя Московский архипастырь почел своим долгом написать слово утешения пораженной скорбию государыне императрице Александре Феодоровне. Вот что он писал:

«Не знаю, извинительно ли дерзновение, которое я приемлю, и потому медленно решаюсь, однако наконец решаюсь, предстать пред Вашим Императорским Величеством с смиренным словом.

Но что скажу о великом лишении, которым, неисповедимый в судьбах Своих, Бог так внезапно посетил Россию? Всеми и каждым оно чувствуется, но удобнее и свойственнее выражается не словами, а воздыханиями, слезами и глубоким безмолвием пронзенных печалию и с тем вместе покорных судьбам Божиим сердец.

Твою душу первее всех пройде сие оружие. Разумеем, что великости Твоей печали ничто не может быть равно, как только великость любви, соединявшей Твою душу с душею Твоего державного супруга. И с молитвою печали о Царе, в Бозе почившем, с молитвою утешения и надежды о Царе, от Бога дарованном, и о супруге Его, и о наследнике Его мы соединяем особенную молитву о Тебе, благочестивейшая Государыня, да услышит тя Господь в день печали и, осенив Твою душу Своим благодатным миром, дарует Тебе возможность рещи к Нему: по множеству болезней моих в сердце моем утешения твоя возвеселиша душу мою.

Поистине, Матерь благословенно воцарившегося Царя, Праматерь наследника Царева! В сих наименованиях не заключается ли для Тебя утешение, так же праведное и сильное, как Твоя печаль?

Да утешает тебя воспоминание, что Твой державный супруг во все продолжение царствования среди неусыпных трудов и в часы скорбей или огорчений всегда своим любящим сердцем находил верное успокоение близ Твоего любящего сердца. Храня его спокойствие, Ты хранила сокровище России. Да утешает Тебя воспоминание, как знаменательно Господь благословил его жизнь в его последних днях и часах, в которые светлые черты царя и отца семейства, христианина, несмотря на изнеможение внешнего человека, сияли так сильно, так назидательно и благотворно. Твоя молитва соединилась с его последнею молитвою. Над сим союзом не имеет власти смерть: он простирается от времени в вечность.

Молитва приближает к Богу; и близ сего средоточия существ и миров не разлучено то, что является разлученным в мире перемен. Молитвою веры и упования возверзи на Господа печаль Твою.

С утешением