Путь Инквизитора. Том третий. Божьим промыслом - Борис Вячеславович Конофальский

— И к герцогу ты не вернёшься?

— В деревню-то? Жить там и ждать пока Карл приедет, да осчастливит меня? — Она усмехается высокомерно: — Уж нет! У меня здесь вся неделя расписана обедами и ужинами, хожу по гостям и все ещё просят быть, даже не знаю к кому пойду, а кому откажу, потому как скучны…

И генерал её прекрасно понимает: ещё не стара, красива необыкновенно, мужи вокруг неё вьются, балы, ужины, комплименты, подарки… Жизнь интересна, а там в поместье что? Пусть даже и в прекрасном… И тут он интересуется:

— А кто же твой избранник?

— Он меня о том просил никому не говорить, — отвечает Брунхильда и добавляет злорадно. — А то вы ещё Карлу скажите, он беситься будет.

— Будет, — заверяет её генерал.

И тут же красавица продолжает с усмешечкой, видно эта мысль ей пришлась по нраву:

— Хотя, пусть побесится, он всё равно узнает… Виттернауф ему всё разузнает. Хорошо, скажу… Потом.

Она улыбается, явно довольна тем, что курфюрсту сия весть придётся не по нраву.

«Потом? Ну, потом так потом. Видно, с любовником хочет посоветоваться на сей счёт».

Может она и права, что не спешит раскрывать своих сердечных секретов. Поумнела, конечно, графиня фон Мален, жизнь научила, но генералу нужно привезти от неё ответ герцогу, и он говорит:

— Курфюрсту надо будет непременно ответить, — а Брунхильда глядит на него дерзко, и тогда он поясняет: — я скажу, что писать. То для нашего общего дела будет нужно. Но то письмо должно быть написано твоею рукой.

— Как пожелаете, братец, — говорит Брунхильда покорно, хотя глаза её ещё горят огнём негодования.

У него ещё множество вопросов: и про дела Агнес, и про местных нобилей, и про нового её мужчину, но ему пора, надобно ещё ночлег приличный найти, и он поднимается:

— Я, как найду ночлег, как устроюсь, так тебя призову к себе. Ты уж приходи.

— Так только позовите, все приглашения отложу, к вам поеду, — отвечает Брунхильда и тоже встаёт, высокая, статная, локоны пшеничные из-под чепца выпадают. Красавица целует барона в щёку целомудренно, как сестра. Но притом обнимает весьма страстно и шепчет ему: — Уже жду, когда же позовёте.

И она идёт за ним, а он вдруг останавливается и говорит:

— Письмо от герцога брошено валяется. Ты что, так его и оставишь? Слуги прочтут же.

И тут Брунхильда, глядя на генерала хитро посмеивается, и повиснув у того на руке, тихо говорит:

— Когда… Кое-кто узнает, что принц Карл меня соблазняет поместьем со дворцом… Так щедрее будет… И расторопнее.

«Она точно стала умнее, это несомненно».

Перед тем как уехать, барон тепло попрощался с «племянником» и обещал мальчику, что скоро непременно приедет к нему ещё.

⠀⠀

⠀⠀

Глава 34

⠀⠀

Волков ехал по городу, смотрел на дома и людей… Может и несла его карета по местам хорошим, но всё равно казалось ему, что город с его последнего раза изменился. И чище, вроде, стал и ярче. И молодые женщины не стеснялись его взгляда, глаз не отводили, а ещё и улыбались ему приветливо, а то и делали реверанс.

«Город хорош, богат. Не мудрено, что графиня отсюда не хочет уезжать в деревню, даже в такую как Штауфенхольм».

Когда-то он останавливался в «Трех висельниках». И тогда трактир казался ему очень приличным. Да вот только сколько с тех пор миновало лет… Теперь он и во двор заезжать не стал. Взглянул и сказал:

— Леманн, спросите у хозяина, где тут поблизости хороший трактир?

И выяснив всё — поехали они дальше. Нашли, наконец, такой постоялый двор, какой генералу пришёлся. И комнаты там были не плохи. Мебель, перины без клопов, хорошие простыни… Он снял две: себе одну, и вторую людям своим. И заплатив за два дня талер восемьдесят, вспомнил, как когда-то в «Трёх висельниках» возмущался тому, что хозяин за две коморки просил у него семнадцать крейцеров. Как далеки были те времена…

Он с удовольствием переоделся в простую одежду, и думал о том, чтобы послать карету за Брунхильдой. Но не смог, стало барона клонить в сон, дорога всё-таки утомляла. И он заснул не ужиная, без всяких сонных капель, хотя в его комнате было довольно душно.

И хорошо, что рано лёг. Солнце ещё не встало, ещё крикливые молочники не развели молоко, а генерал уже поднялся и был весьма бодр. Умывался, одевался, ждал, пока ему подадут завтрак, и Гюнтер сварит кофе, и звал к себе Томаса Леманна.

— Помните дом графини?

— Да, сеньор. Найду, — кивал молодой человек.

— Седлайте коня, езжайте к госпоже и скажите, что я остановился в трактире «У хитрого Вильгельма», что на Кирпичной улице. Чтобы она знала где меня сыскать. Скажи: утром и днём буду занят, но возможно, заеду к ней на обед.

Барон листал одну из новых книг, но невнимательно, и думал о том, чем сегодня займётся. А позавтракав, сразу поехал в центр города, туда, где возле великолепного кафедрала, буквально через площадь от него, высился дворец архиепископа. На площади у дворца было множество карет и возков, на двор карету генерала не пустила стража, пришлось искать место на площади.

Приёмная Его Высокопреосвященства внешне не изменилась, всё тот же огромный зал, залитый солнцем, большие окна, правда узор на паркете был уже стёрт сотнями тысяч подошв бесконечных посетителей. Тут же, у самого входа, за пюпитром был монах, и в конце залы сидел ещё один, за огромным столом на небольшом постаменте. И люди… Их, несмотря на раннее утро, тут было весьма немало. Полсотни или даже больше.

— Что вам угодно, добрый господин? — интересуется монах. У него заметный ланнский выговор, оловянные и медные кольца на пальцах, деревянное распятие на верёвке и… Власяная ряса — грубая, жёсткая, неопрятная для кожи… Верный признак истово верующего человека.

— Я барон Рабенбург, — говорит ему Волков. — Мне надо встретиться с Его Высокопреосвященством.

— Предмет вашей встречи? — интересуется монах вежливо, но эта вежливость не производит на барона впечатления, и он произносит чуть высокомерно:

— Архиепископ приглашал меня.

— У меня о том не записано, — даже не заглянув в большую книгу, лежащую на пюпитре, сообщает ему секретарь.

— Там, кажется, отец Родерик, — продолжает генерал, указывая на стол в конце залы. Человека за столом, закрытого другими людьми, он рассмотреть не может, — сообщи ему обо мне, он меня знает.

— Отца Родерика там нет, — уверенно говорит ему монах. — Но я могу вас записать на следующую неделю, на четверг.

Пререкаться с этим