История живописи в полотнах великих художников - Коллектив авторов

Барбизонской школы творчество Констебла окончательно завоевало Францию: его реалистический подход к пейзажу стал руководством для художников – сторонников пленэра, которые находили в аллеях Фонтенбло или на берегах Уазы скромное обаяние сельской местности, столь дорогой сердцу англичанина.

«Этюд замка Хедли»

Море, руины, беспокойное небо… В этом полотне (ок. 1828–1829, холст, масло) чувствуется влияние любимого Констеблом Клода Лоррена, но фактура облаков отличает эту живопись от всего, что было до нее. Английский мастер раз за разом придает облакам решающее значение. «Верно, – пишет он своему другу Джону Фишеру, – что если небо все поглощает, как в моих работах, то это нехорошо; но если небо затушевывается, в противоположность тому, что делаю я, то это еще хуже. Небо – источник света в природе, и оно управляет всеми вещами». Буквально одержимый идеей воспроизвести движение света в небе, он не колеблясь усиливает мазок, накладывает толстые куски краски, расплющивая и уминая их ножом или размазывая толстой кистью.

Смерть Сарданапала

«И весь этот гарем столь блистательных красавиц – кто мог бы написать его сегодня, с таким огнем, с таким поэтическим восторгом? А всю эту сарданапаловскую роскошь, которая сверкает на мебели, в одеяниях, в упряжи, в посуде и украшениях… – кто? кто?»

1827

Так в 1862 г. Шарль Бодлер выразил свой ностальгический восторг перед этим пиршеством романтизма, которое и сегодня продолжает завораживать нас. Но на Парижском салоне 1827 г. картина вызвала скандал.

Грезы о Востоке

Каталог Парижского салона 1828 г. описывает сюжет точнее, чем трагедия Джорджа Байрона «Сарданапал» (1821), которой Делакруа вдохновился лишь отчасти. Осажденный в своем дворце в Ниневии, ассирийский владыка далекой эпохи наблюдает за уничтожением – по его же приказу – всего, что ему принадлежит: лошадей, слуг, женщин. Сам он погибнет на костре, поверх дров которого водружено его ложе. Бойня, которую осуществляют евнухи и командиры дворцовой стражи, разворачивается у зрителей на глазах; и уже начинает пробиваться пламя. Начитавшись Байрона и насмотревшись картин Гро, вдохновленного Египетской кампанией Наполеона, Делакруа увлекся экзотическими сюжетами: под этим двойным влиянием он написал для Салона 1824 г. картину «Резня на Хиосе», отразив борьбу греков с турецким нашествием. Но здесь художник выводит на авансцену Восток легендарный, рожденный его воображением, близкий тому, о котором рассказывает Виктор Гюго в «Ориенталиях» (1829) – невероятных историях сладострастия и смерти. Деспот, невозмутимо возлежащий посреди кровавой бани, – не родной ли он брат того султана, что «топит тяжелые мешки, из которых доносятся рыдания»?

Эжен Делакруа

Делакруа, родившийся в 1798 г. в Шарантоне, недалеко от Парижа, посещает мастерскую Пьера Герена (1815), но попадает под влияние новых тенденций еще до решающих встреч с Теодором Жерико и английским художником Ричардом Бонингтоном. Его дебют на Салоне 1822 г. с «Ладьей Данте» был блистательным.

Вскоре Делакруа оказался во главе живописцев-романтиков, а его «Смерть Сарданапала» вызвала ожесточенные споры. Двигаясь в сторону классицизма, он отдавал предпочтение историческим или литературным сюжетам («Битва при Нанси», 1831, музей Нанси; «Убийство епископа Льежского», 1831, Лувр). В 1832 г. художник совершил путешествие в Марокко, что еще больше усилило его стремление к ориентализму («Алжирские женщины», 1834, Лувр) и внесло свежую струю в классицистические устремления художника, который так никогда и не бывал в Италии.

Вторая половина его жизни отмечена прежде всего монументальной живописью; капелла Святых Ангелов в парижской церкви Сен-Сюльпис (1850–1861) может считаться духовным завещанием Делакруа. Он умер в Париже на вершине славы в 1863 г.

Смерть Сарданапала

1827 г. Холст, масло, 392 × 496 см.

Париж, Лувр

«Резня номер два»

Изображение на картине наполнено страстью. В одном из писем Делакруа называет свое полотно «резней номер два». Гро как-то окрестил «Резню на Хиосе» «резней живописи»: так он отозвался на страшное смятение, вызванное этой картиной в 1828 г.

Ни одна другая работа Делакруа не встретила столь бурной реакции публики. Ошеломляла уже композиция. «Где мы находимся? На какую почву опирается эта сцена?» – спрашивал один растерянный критик. И действительно, подмостки переднего плана с аккуратной клеткой, к которым давно приучили любителей живописи художники-классицисты, исчезли под нагромождением тел и предметов. Неустойчивое равновесие подчеркнуто мощной диагональю, которая управляет единством изображения, а развернутое в смелом повороте ложе напоминает прославленный плот Теодора Жерико. Но художник сеет смятение, смешивая аналогии: фигуры первого плана сгруппированы в классический фриз, параллельный нижнему краю полотна. А к базовой композиции, барочной по сути и вызывающей в памяти «Снятие с креста» Рубенса – у него Делакруа позаимствовал и скрученность обнаженных тел, – примешиваются цитаты из классицизма.

Действие разбивается на множество отдельных эпизодов, запутывая зрителя. Глаза разбегаются: взгляд одновременно привлекают и Мирра (женщина на заднем плане, которая предпочла умереть с любимым, но не стать добычей раба), и слоновьи головы по углам ложа, разнообразящие бестиарий картины, и выразительный Сарданапал – «царь, сильнейший из монархов […] Он! Женщина лицом и платьем – внук Семирамиды!» (Джордж Байрон, «Сарданапал», перевод Георгия Шенгели). Делакруа оркеструет здесь романтическую драму, законы которой только что определил Виктор Гюго, опубликовав в декабре 1827 г. знаменитое предисловие к своей пьесе «Кромвель». Золото и кровь, яркие цвета – всеми средствами Делакруа подчеркивает жестокость и безжалостность этой азиатской бойни. Воспевая художника в 1864 г., Теофиль Готье, один из первых приверженцев романтического искусства, так вспоминает прорывы того времени: «Он выплескивал на холст ведра краски и писал пьяной метлой». Понятно, почему в тот самый год, когда Доминик Энгр заканчивал аллегорический «Апофеоз Гомера» на плафоне музея Карла X (нынешний музей Лувра), эта поэзия чрезмерности вызывала недоумение.

«Мое отступление из Москвы»

Скандал не удивил художника. Но суровость критиков он счел излишней: «Я становлюсь позором живописи. Остается лишить меня воды и соли». И правда, на многие годы он остался без официальных заказов. Кажется, что «Смерть Сарданапала» убила романтизм Делакруа. Эта картина «словно стала моим отступлением из Москвы, если только можно сравнивать мелкое с великим», – скажет он позже. В некоторых произведениях, таких как эскиз «Охота на львов» (1854, музей Орсе), сохраняется необузданный ритм холста 1828 г., но постепенно Делакруа движется к умиротворенности. Путешествие в Марокко в 1832 г., открывшее художнику будни Востока, умерило страсть к экзотике, и пламенная «Смерть Сарданапала» осталась единственным в своем роде творением Делакруа. Однако некоторые сумели уже в 1828 г. разглядеть гений, выразившийся в изображении самоубийственного убийства. «Эта прекрасная работа, – писал Виктор Гюго, – не пользуется успехом у парижских мещан, но свист дураков звучит фанфарами славы».

«Греция на развалинах Миссолонги»

Если «Резня на Хиосе» в 1824 г. вызвала восторженное изумление публики и художников мощью палитры и динамизмом рисунка,