История живописи в полотнах великих художников - Коллектив авторов

Плот «Медузы»

«Месье Жерико, вы написали кораблекрушение и сами теперь на плаву». Говорят, что на Салоне 1819 г. Людовик XIII такими словами оценил «Плот «Медузы» – монументальное произведение 28-летнего художника, который с блеском преобразил трагическое событие.

1819

Трагическая одиссея

Картина со скромным названием «Сцена кораблекрушения: плот «Медузы» представляла сюжет, хорошо известный публике. В июле 1816 г. фрегат «Медуза», везший солдат и поселенцев к берегам Западной Африки, наткнулся на мель в ста милях от цели. В спешке соорудили плот, на который перебрались 149 человек. Через двенадцать дней скитаний, отмеченных вспышками дикого насилия, пятнадцать выживших подобрал корабль «Аргус». Двое спасшихся, Александр Корреар и Анри Савиньи, в ноябре 1817 г. опубликовали отчет о катастрофе. Это свидетельство вдохновило Жерико на создание картины; окончательному варианту предшествовала тщательная подготовка. Первые рисунки были посвящены мятежу на плоту, сопровождавшемуся страшной жестокостью, сцене каннибализма и, наконец, сюжету, на котором и остановился художник: появлению на горизонте корабля, который проплывает вдали, не замечая плота.

Теодор Жерико

Жерико родился в Руане в 1791 г., сначала учился у Карла Верне, который привил ему любовь к лошадям – они сыграют важную роль в творчестве и даже в жизни Жерико. Потом юноша перешел в мастерскую Пьера Герена. В 1812 г. он добился первого успеха на Салоне, где выставил своего «Офицера конных егерей императорской гвардии, идущего в атаку» (Париж, Лувр). Поездка в Италию (1816–1817) дала ему возможность поразмышлять над творениями мастеров эпохи Возрождения, влияние которых заметно в разных версиях картины «Бег свободных лошадей в Риме».

Меньше чем через год Жерико приступил к монументальному «Плоту «Медузы», вызвавшему политические волнения на Салоне 1819 г. Показ картины в Англии привел к успеху, а сам Жерико обратился там к современным сюжетам («Дерби в Эпсоме», 1821, Париж, Лувр). Научный по своей сути реализм Жерико, заметный уже в этюдах к «Плоту «Медузы», созданных в больнице Божон, со всей силой проявился в «Портретах сумасшедших»: художник предается здесь клиническому изучению больных с навязчивыми идеями. Жерико умер в возрасте 32 лет в 1824 г. после долгих мучений, вызванных несколькими падениями с лошади.

Трудности выбора

Глубоко сопереживая жертвам кораблекрушения, Жерико подходит к своей работе прежде всего как художник. Сразу же перед ним встает главный вопрос: какой эпизод трагедии лучше всего представит пережитые несчастными муки? Драматический момент обрубания тросов? Мятеж обезумевших матросов и солдат против офицеров? Появление «Аргуса», посланного за грузом «Медузы»? Опущенные в отчетах сцены каннибализма? Жерико идет путем исключения, делая набросок за наброском, чтобы утвердиться в своем решении. Мятеж против офицеров, требующий драматической композиции, полной движения и мощи, проработан во множестве рисунков; так, «Подавление мятежа на плоту» показывает участников драмы в минуту предельной ярости. В более позднем варианте художник выводит на первый план игру волн, и вся сцена становится невероятно выразительной, пронизанной отчаянием. Исследовав все варианты, Жерико приходит к убеждению, что появление «Аргуса», вызвавшее смешение надежды и отчаяния, и есть самый невыносимый и ужасающий момент этой истории.

«Плот «Медузы»

1819 г. Холст, масло, 491 × 716 см.

Париж, Лувр

Мастерская в предместье Руль

Выбор подобной темы для такого огромного полотна был смелым; сотня крупных исторических картин, выставленных на Салоне 1819 г., в основном демонстрировала религиозные сюжеты или эпизоды из истории Бурбонов. Но Жерико, человек обеспеченный, не зависел от установок официального мецената: он мог следовать своему вкусу к современным сюжетам и их реалистичной трактовке, которая порывала с чопорной манерой признанных мастерских. Свидетели и друзья рассказывали о рождении картины в просторной студии, которую художник, желая создать очень большое полотно, снял в парижском предместье Руль. С их слов мы знаем, как с осени 1818 г. до следующего лета Жерико старался вжиться в обстоятельства драмы, чтобы лучше передать ее на полотне. Обрив голову, восемь месяцев ведя жизнь аскета, он обложился многочисленными документами и даже попросил одного из выживших с «Медузы» построить ему копию плота. Художник яростно подстегивает свое воображение. Выжившие приходят позировать ему, что обеспечивает реалистическую индивидуальность каждой из фигур. Желая изобразить смерть, Жерико идет в больницу Божон и пишет там головы умирающих, а у себя в студии – ампутированные руки и ноги, изучая стадии разложения. Все подчинено стремлению к подлинности – даже фон сцены: в марте 1819 г. художник делает в Гавре этюды морских пейзажей, чтобы на своем полотне достоверно передать оттенки рассветного неба или бурлящую воду, что лижет плот. Эта подготовительная работа позволила Жерико добиться поразительного эффекта, усиленного выразительностью композиции. «Вам кажется, что вы уже одной ногой в воде», – замечает Делакруа, имея в виду неустойчивость плота, диагональ которого устремлена к кораблю на горизонте, обещающему надежду.

Деталь

Люди на плоту разрываются между надеждой и покорностью судьбе – это выражают три группы людей, на которых построена композиция. Впереди всех, на вершине идеальной классической пирамиды, находится негр, залезающий на бочку и машущий спасительным красным лоскутом – воинствующая позиция художника, возмущенного восстановлением рабства.

Этюд отца с трупом сына для «Плота «Медузы». Байонна, музей Бонна-Эллё

Аллегория несчастья

Воспроизведенная художником сцена вызывает сильные эмоции: недаром она стала поводом для яростной полемики. Многие разглядели в ней антимонархизм, так как катастрофа произошла из-за некомпетентности капитана, назначенного на «Медузу» по протекции. Но ведь не зря Жерико убрал из названия работы все, что могло бы намекнуть на обстоятельства катастрофы. Конечно, сюжет был современным, но художник отказывается от благородных образов, устраняет все живописное и повествовательное. Его в меньшей степени вдохновляют газетные литографии, иллюстрировавшие событие, чем произведения великих предшественников: нагромождение полуобнаженных тел заставляет вспомнить «Страшный суд» Микеланджело и еще больше – «Падение грешников» Рубенса. Задумчивая фигура с трупом сына на коленях отсылает к Античности; изображение больных и мертвых напоминает о полотне Гро «Наполеон возле больных чумой в Яффе» (1804).

Разглядывая этюды, можно увидеть, как Жерико последовательно очищает свой сюжет: мундиры, различимые на некоторых рисунках, исчезают, уступая вневременной наготе. «Автор не счел нужным указать национальность и социальное положение своих персонажей. Это греки или римляне? Турки или французы? Под каким небом они плывут?» – спрашивал недовольный критик. Жалкая участь человека, которую подчеркивают глухие краски, – вот мотив картины. Не для того ли, чтобы подчеркнуть его универсальность, Жерико поставил на вершину пирамиды из тел негра? Весомая точность символа, на которую мало кто обратил внимание!

Глазами очевидца

«18 июня 1816 г. фрегат «Медуза» в сопровождении еще трех судов, корвета «Эхо», флейта «Луара» и брига «Аргус», покинул Францию,