Российский колокол № 1–2 (34) 2022 - Коллектив авторов

к обеду она ждала сына, поэтому, встав пораньше, отправилась на рынок – хотела сделать голубцы, которые ее Гриша так любил в детстве. «Так, еще нужны лук и сметана, – подумала женщина. – Фарш-то я еще вчера прокрутила. И рис в доме есть, и томат». Гриша должен был приехать часам к четырем, у нее еще было время найти лук покрупнее и свежую сметану. Жаль, торговаться она никогда не умела.

* * *

Придя домой, Елизавета Андреевна стала аккуратно разделять капустные листы, ошпарив их кипятком. Затем взялась за лук, хотелось порезать помельче, но старческие руки дрожали, и – раз, полоснула по пальцу. Чтобы кровь не попала в еду, она прополоскала лук в дуршлаге, а потом нашла пластырь и заклеила порез.

Голубцы уже тушились в кастрюле, а она сидела и вспоминала Гришино детство: как они жили всей семьей в этой квартире, ставшей теперь для нее музеем. Муж умер, хотя он всегда жил для себя. Гриша вырос, живет отдельно, но так и не женился. «Видно, не придется внуков понянчить, годы-то уже какие. Столько и жить неприлично».

Она вспомнила один случай из детства сына. Тогда он в первый раз в своей недолгой жизни столкнулся со смертью. Грише было четыре, когда умер дед. Мальчик не видел похорон, но память уже подсказывала, что был дедушка, а теперь почему-то его нет. Конечно, стал расспрашивать ее, и ей пришлось открыть страшную правду: «Да, малыш, все люди когда-нибудь умирают».

– Почему?

– Сначала растут, потом старятся, болеют и умирают.

– И ты умрешь? – глазенки испуганные.

– Да, малыш, но это будет нескоро. Сначала ты вырастешь, а я состарюсь.

А он ей опять:

– И папа умрет?

– Да, и папа.

Тогда он маму за ноги обнял и говорит:

– Когда вы будете старенькие, я вас кормить буду… с ложечки.

Елизавета Андреевна вздохнула и потянулась к плите проверить огонь.

* * *

Григорий Петрович был мужчиной невысокого роста, с животиком, одышкой и небольшой лысиной. Лет ему было к пятидесяти, работал начальником небольшого отдела небольшой компании. Жил один в бабушкиной однушке в центре города. Выходные проводил в основном на диване или в ближайшем баре за кружкой пива. Окружающим старался показать себя дельным человеком, но ничего дельного в жизни не сделал, даже настоящих друзей не имел. В день описываемых событий он собирался навестить свою мать, у которой порой не бывал месяцами, отговариваясь срочными делами на работе. Пару недель назад у старушки был день рождения, и он планировал поехать к ней на обед, прихватив у метро кулек тюльпанов. В одиннадцать часов он лениво встал с дивана, чтобы принять душ. Из-за шума воды не услышал звонка телефона. Когда он вышел из душа, звонок повторился снова. В трубке захлебывался радостный голос Бориса, старого дружка по институту.

– Гришка, живой, я тебе звоню-звоню, а ты с дивана никак встать не можешь? – он заливисто рассмеялся. – Вставай живее, а то все проспишь. Через час за тобой заеду. Кольку помнишь Ковальского? Он сегодня новоселье празднует, мы с тобой приглашены.

Григорию оставалось лишь мычать в трубку, отказов Борис не принимал.

– Я это… к матери собирался поехать. Пообедать. Навестить.

– Ну, в другой раз съездишь, на неделе вечерком. Колькина жена подруг назвала – выпьем, повеселимся. Сто лет не виделись же.

– Ну как… она ждет.

– Позвони, скажи, что дела срочные, что работа появилась.

– Не знаю.

– Ну, решайся. Через час буду.

Григорий дважды нажал кнопку и стал набирать номер матери.

* * *

– Гриша, сынок, ну ты что, выезжаешь? У меня уже голубцы почти готовы. Что? На работу вызвали? А отказаться нельзя? Ну, раз надо… В среду заедешь? – Елизавета Андреевна опустила трубку на колени и еще некоторое время продолжала сидеть в той же позе: плечи сгорблены, голова опущена. Из оцепенения ее вывел звонок в дверь. Она посеменила к двери, но на площадке никого не оказалось, кроме большого рыжего кота, которого кто-то по ошибке принял за жильца ее квартиры.

– Ну входи, раз пришел, – Елизавета Андреевна впустила кота внутрь. – Красивый ты какой, пушистый. Домашний, наверное. Ну, погостишь да дом свой искать пойдешь, да? Кушать-то хочешь?

Кот терся об ее ногу и тихонько мурлыкал.

За окнами было совсем темно, а Елизавета Андреевна так и сидела на кухне, а рядом на полу сидел кот и среди тушеных капустных листьев искал мясо.

Огород для Матрёны

Семья Ляпкиных заканчивала воскресный завтрак. Старшая дочь Елена, четырнадцати лет, быстро проглотила хлопья с молоком и унеслась в комнату, за компьютер. Средняя – Дарья, семи лет – еще медленно ковыряла в тарелке, словно ожидая, что количество склизких желтых комочков в ней уменьшится и доедать не придется. Младший, трехлетний Павлуша, сполз под стол за ложкой, которую нечаянно уронил. До этого он уронил туда же салфетку, пластиковую подставку для яйца и гоночную машинку, которую принес на завтрак.

Мать семейства Матрёна Семёновна уже прибирала со стола и подгоняла детей. Она убрала в холодильник масло, молоко и сыр, вынула хлеб из плетеной корзинки и, сложив в пакет, унесла в ящик, где он обычно хранился. Это была некрасивая женщина тридцати восьми лет, с крупными тяжелыми чертами лица и такой же тяжелой походкой. Вследствие детской травмы у нее произошло искривление ступни, она загребала левой ногой внутрь, и казалось, что прихрамывает. Раньше она занималась танцами, но после этого случая пришлось бросить и сосредоточиться на пианино, которое она со временем возненавидела. Матрёна Семёновна избегала слушать музыку, поэтому ее дети были избавлены от этюдов и гамм.

Муж ее, Матвей Игнатьевич, был человек простой, не отягощенный культурным багажом. Из музыки предпочитал блатные песни. Из живописцев знал мишек Шишкина, поскольку в детстве, как все дети, любил конфеты; еще знал «Черный квадрат» Малевича и «Мону Лизу». Последнюю он видел на привозной выставке, куда ходило полгорода, и он тоже – «за компанию». В еде и в быту он был человек непритязательный. «Главное – чтобы сытно, а все эти шпунтели наверху ни к чему», – обычно говаривал он.

Речь шла об украшениях, начертанных на страницах любимых Матрёной Семёновной кулинарных книг. Было время, Матрёна старалась резать фигурно овощи, выкладывать салат слоями, украшать пирожные кремом из мешочка, да все это обычно тут же смешивалось, переворачивалось, мялось. Она перестала удивлять семью кулинарными изысками и лишь в свободное время смотрела картинки да удивлялась фантазии заморских поваров.

Доход семьи Ляпкиных состоял в основном из заработков главы семьи – мелкого