Народное государство Гитлера: грабеж, расовая война и национал-социализм - Гётц Али

возместили в среднем 10 % от цены на внутреннем рынке, еще и удерживая из этой суммы 10 % на административные расходы[652]. Распоряжение Геринга летом 1943 года показывает, насколько важным был этот метод приобретения ликвидных платежных средств. Оно было направлено на конфискацию коллекций почтовых марок «врагов» и евреев, чтобы «с помощью их продажи ввезти как можно больше иностранной валюты». В преамбуле к распоряжению обосновывается причина: «Ситуация с иностранной валютой требует использования всех возможностей для ее приобретения, даже если вырученные суммы в отдельных случаях не слишком велики»[653]. В марте 1941 года после разговора с Герингом Шверин фон Крозиг взял два ящика золота и драгоценностей, принадлежавших семье Ротшильдов в Париже. Министр сделал это неохотно и пытался уклониться от этого поручения, тем более что он должен был продать ценности в пользу «особого фонда». Но Геринг заверил его, что в отношении «выгодной продажи» рейхсминистерство финансов имеет опыт «наиболее целесообразного вида реализации еврейских драгоценностей»[654].

Поскольку наряду с главным ответственным (берлинским городским ломбардом) сбытом принадлежащих евреям драгоценностей занимались и мелкие местные ломбарды, имеется отчет руководителя муниципального ломбарда Дортмунда от августа 1941 года: «Никакие возражения евреев по поводу покупной цены не принимались. Им пришлось довольствоваться полученным». Относительно своего будущего места в германской национальной истории чиновник со всей скромностью пояснил: «Если когда-нибудь в будущем исследователь, знающий о евреях лишь понаслышке, заглянет в документы городского архива Дортмунда, то обнаружит, что и германские муниципальные ломбарды также внесли свою небольшую лепту в решение еврейского вопроса»[655]. Дортмундский ломбард в то время был центральным пунктом скупки драгоценностей вестфальских евреев.

В случае Мюнстера историки Гизела Мёлленхофф и Рита Шлаутман-Овермейер убедительно проиллюстрировали, каким образом национализировалась еврейская собственность. На примере состоятельной семейной пары Эмиля и Хенни Ульман они показали совместную работу налога на переселение, имущественного сбора на еврейское имущество и полного разглашения данных об имущественном положении на благо государственной казны: «Стоимость их акций и банковских счетов составляла 12 500 рейхсмарок, а домовладение оценивалось в 34 700 рейхсмарок. После вычета “налога на переселение” и “выплаты в счет искупления” из 47 200 рейхсмарок осталось 21 350, из которых им было позволено взять с собой только разрешенные 10 марок во время бегства в Люксембург. Остальное ушло в казну рейха. Поскольку уполномоченный государством управляющий имуществом забирал доходы от сдачи внаем их собственности в Мюнстере, они зависели от поддержки брата. Согласно отметке в земельном кадастре 18 февраля 1941 года, их дом был передан Германскому рейху. Государство конфисковывало последнюю оставшуюся собственность либо путем лишения эмигрантов гражданства, либо депортацией оставшихся [родственников] на основании постановления № 11 к “Закону о гражданстве Рейха” от 25 ноября 1941 года»[656].

Таким образом, германское общество в данном случае сэкономило на налогах 47 180 рейхсмарок. С помощью такого рода сумм тогда можно было избежать совершенно необходимого по финансово-экономическим причинам 50-процентного увеличения ежегодного налога на заработную плату для 800 рабочих (с двумя детьми). Одновременно тем самым можно было убрать часть избыточной покупательной способности в разгар войны и продать отдельные предметы из имущества Ульманов по самой высокой цене за рубеж или же по фиксированным ценам в Германии.

В апреле 1940 года Ульманы бежали в Люксембург, где через несколько недель их поймали германские солдаты. 16 октября 1941 года Хенни и Эмиль Ульман были депортированы из Люксембурга, который тем временем был оккупирован и предназначался для германизации, в Лодзинское гетто. 7 сентября 1942 года Эмиль Ульман скончался там от истощения, а 17 сентября 1942 года Хенни Ульман отправилась в лагерь смерти Хелмно. В тот же день ее умертвили в газовом фургоне[657].

Отмывание денег для вермахта

Квислинг здесь, конституция там

Хотя в Норвегии проживало лишь немногим более 2 тыс. евреев, даже там они потеряли все свое имущество в пользу вермахта. В октябре 1942 года, через несколько дней после принятия кабинетом министров Норвегии решения об ариизации, премьер-министр Видкун Квислинг издал следующее постановление (тут же объявленное государственной тайной): «1. В соответствии с законом от 26 октября 1942 года изъятые при конфискации еврейского имущества карманные и наручные часы передаются вермахту для военных целей и доставляются непосредственно германской охранной полицией. 2. Конфискованные золотые, серебряные и драгоценные изделия должны быть использованы для покрытия военных расходов и предоставлены в распоряжение германского правительства непосредственно германской охранной полицией»[658]. На основании постановления появилась инструкция № 2 ведомства по ликвидации конфискованного еврейского имущества. В общей сложности ведомство Квислинга реализовало собственность 2173 еврейских граждан, общая стоимость которой оценивается в 23 млн норвежских крон. Ценные бумаги и тому подобное были конфискованы ведомством в пользу норвежской казны[659].

Каким бы незначительным ни был общий результат, вырученные средства перекочевали в норвежский государственный бюджет, затем на счет оккупационных расходов, а оттуда прямо в карманы германских солдат, бюджеты для закупок офицеров снабжения или на жалованье строивших оборонительные сооружения норвежских рабочих. Все это оплачивалось (хотя и в незначительных объемах) за счет лишенных имущества людей[660].

В ноябре 1943 года ревизоры счетной палаты рейха проверили «склад золотых и серебряных товаров», принадлежавший германской гражданской администрации в Осло. В основном это были ценности, переданные ведомством по ликвидации имущества. Уже к Рождеству 1942 года 337 золотых и других часов были безвозмездно переданы оттуда командующим дислоцированными в Норвегии частями вермахта генералам (Виндиш-Гретцу, Дитлю и Шёрнеру). Особо отличившиеся военнослужащие обнаружили их 24 декабря под елкой в качестве небольшого подарка от начальства[661]. Согласно изданному позже распоряжению для развлечения германских войск должны были быть направлены «игры всякого рода», а также «рояли и пианино»[662]. Кроме того, для отсылки на родину были скуплены все текстильные товары и оплачены ведомству по ликвидации имущества (норвежскими кронами)[663].

Совсем по-другому дела выглядели в Бельгии. Там антиеврейская политика находилась исключительно в руках германской военной администрации. Она, а не бельгийская администрация издавала все дискриминационные постановления. Спустя несколько месяцев после оккупации страны, 28 октября 1940 года, военный командующий Бельгии ввел против евреев «такие меры, которые он считал абсолютно необходимыми с точки зрения охранной полиции». Они включали создание реестра евреев и каталога предприятий, находящихся в их собственности. Кроме того, вермахт ввел обязанность получения разрешения на распоряжение еврейскими компаниями и земельными участками и вынудил евреев «уйти в отставку с государственных постов и должностей».

Спустя три недели военные предприняли следующий шаг. В своем приказе от 16 ноября 1940 года главнокомандующий армией генерал-фельдмаршал фон Браухич