Иван Грозный - Сергей Эдуардович Цветков

клеймятся на лбу и на щеках и, связанные или скованные, мучаются днем на работах, ночью в темницах, и жизнь их поддерживается небольшим количеством пищи, состоящей в мясе дохлых животных, гнилом, покрытом червями, отвратительном даже для собак. Женщины, которые понежнее, содержатся иначе: некоторые должны увеселять на пирах, если умеют петь или танцевать… Все они (татары. — С. Ц.) с жадностью ищут себе в жены пленниц… Перекопский хан Сагиб-Гирей родился от христианки и женат на христианке… Красивые девушки нашей крови покупаются иногда на вес золота».

Пленные прибывали в Крым в таком количестве, что один еврей-меняла, сидевший у единственных ворот Перекопа, при виде нескончаемой вереницы пленных, прибывающих из Московии, Польши и Литвы, простодушно спрашивал у Михалона, есть ли еще люди в тех странах, или уже не осталось никого. Не случайно православный литвин Михалон называет Крым «ненасытной и беззаконной пучиной, пьющей нашу кровь».

Отсюда понятно, почему выкуп пленных считался на Руси высочайшим проявлением христианского милосердия. Многие епископы разрешали даже продажу церковных сосудов для этого святого дела.

Московское государство, со своей стороны, напрягало все силы и изобретало разнообразные способы для обороны своих южных границ. Служилые люди ежегодно созывались на береговую службу — сторожить берега Оки. С началом весенней распутицы в Разрядном приказе закипала оживленная работа: дьяки с подьячими рассылали дворянам и детям боярским из центральных и украинных уездов повестки с назначением сборных пунктов и сроков, обыкновенно указывалось 25 марта — день Благовещения; укрывавшихся от службы вылавливали и били кнутом. Служилые люди выступали в поход «конны, людны и оружны» и после смотра разъезжались по своим полкам: Большой полк становился у Серпухова, полк Правой руки — у Калуги, Левой руки — у Каширы, Передовой полк — у Коломны, Сторожевой — у Алексина; вперед выдвигался летучий ертоул — конные разъезды. По тревоге все полки вытягивались вдоль Оки или двигались к степной границе. Таким образом ежегодно поднималось на ноги до 65 000 ратников, которые стояли на своих местах до глубокой осени, пока распутица не являлась им на смену посторожить отеческие рубежи.

Другим средством обороны было возведение на южной границе оборонительной линии — засечной черты, которая должна была задержать татар до сбора полков. Черта состояла из городков и острогов, обнесенных заостренными кольями, валом и рвом, и лесных засек — завалов из подсеченных деревьев. Впереди нее имелись дополнительные засеки со рвами и валами, тянувшиеся в промежутках между лесами верст на 400 и больше. Население пограничных городов и острогов долгое время по понятным причинам состояло почти исключительно из военного люда.

На засечной черте устраивалась сторожевая, или станичная, служба. Из передовых городов засечной черты в степь, на расстояние трех—пяти дней пути, направлялись небольшие конные разъезды для наблюдений за передвижениями татарских орд, «чтоб воинские люди на государевы украйны безвестно войной не приходили». В 1571 году таких наблюдательных пунктов — станиц — было 73: они образовали 12 цепей, тянувшихся от реки Суры до Северного Донца. Станицы отстояли одна от другой примерно на полдня пути, чтобы не терять сообщение между собой. Одни сторожа должны были стоять на своих местах неподвижно, «с коней не сседая», — преимущественно у речных переправ, в то время как другие станичники объезжали порученные их наблюдению урочища — территории верст до 10—15 направо и налево от наблюдательного пункта. Капитан Маржерет, долго служивший в русских войсках, пишет, что сторожа становились обыкновенно у одиноких степных деревьев; один станичник влезал наверх, другие кормили оседланных лошадей. Заметив в степи пыль или другие признаки передвижения больших масс людей, сторож садился на готового коня и скакал к ближайшему сторожевому дереву; находившийся там станичник, едва завидев гонца, мчался к следующему наблюдательному пункту и так далее. Таким образом весть о появлении в степи татар быстро достигала крепостей засечной черты, откуда уже слали нарочных в саму Москву.

С такими вот усилиями и жертвами Московское государство шаг за шагом расширяло в степи мирную зону, и этот процесс географического оформления национально-государственного бытия — первейшее, примитивнейшее условие существования народа — не закончен до сих пор…

***

Столкновение с Крымом было неизбежно, и Иван отнюдь не стремился избежать его, тем более что крымский хан только и ждал удобного случая отомстить Москве за Казань. В 1553 году угроза вторжения была настолько серьезной, что царь должен был выехать к полкам в Коломну. Однако Девлет-Гирей, находясь, видимо, под впечатлением от своего прошлогоднего поражения и падения Казани, прислал в Москву вместо войска грамоту; но хотя в ней говорилось о мире, было очевидно, что это не более чем уловка с целью выгадать время, ибо хан называл Ивана только великим князем и требовал даров — поминок. Иными словами, он старался обесценить и обессмыслить значение и результат казанского похода — отказывался признать московского государя царем, сувереном и давал понять, что считает его своим вассалом. Иван ответил, что он «не покупает дружбы», и скромно известил хана об изгнании из Астрахани Ямгурчея. Царя не могли ввести в заблуждение и мирные заверения султана, который писал к нему золотыми буквами, называя Ивана счастливым царем и мудрым правителем и напоминая о старой любви (имея в виду дружественные отношения Московского государства с Турцией при Иване III). В Москве не забыли, чьи янычары штурмовали в прошлом году стены Тулы.

Хан выпустил когти летом 1555 года, когда повел орду в земли союзных России пятигорских черкесов. Иван двинул на помощь союзникам 13-тысячную рать во главе с Иваном Шереметевым, который выступил из Белева по Муравскому шляху к Перекопу, в тыл крымцам. Не ведая об этом, Девлет-Гирей неожиданно повернул на север и по Изюмскому шляху устремился к Туле со всей своей 60-тысячной ордой. Шереметев дал знать государю, что идет вслед хану.

Иван сам повел полки навстречу орде. На этот раз русские не стали ждать крымцев на Оке, а пошли дальше, в Дикое поле, чтобы зажать орду в клещи. К сожалению, этот превосходный замысел, грозивший крымцам полным истреблением, не был сохранен в тайне. Желая ободрить воевод пограничных городов, царские дьяки написали им, что хан попался в сети и стиснут с двух сторон, а те на радостях оповестили об этом местное население. Вскоре от захваченных татарами пленников о грозящей ему опасности узнал и Девлет-Гирей. Крымцы немедленно повернули назад в степь. Тем временем Шереметев захватил ханский обоз — громадный табун лошадей в 60 000 голов, 200 аргамаков и 180 верблюдов. Отправив добычу в Мценск и Рязань под прикрытием половины своего отряда, он с другой половиной, в ожидании подхода царя, смело принял бой со всей неприятельской силой в