Петр I - Сергей Эдуардович Цветков

с китайским императором Кан-Ки-Амалогдо-Ганом и абиссинским королем Ясок-Аджам-Нугбадом, тоже замышлявшими великие дела. Рассчитывая на проезд царя через Минден, Лейбниц наскоро набрасывал план преобразований в России, намереваясь представить его Петру при личной встрече.

Но Петр даже не остановился в Миндене: ученые, не строившие корабли и ничего не понимавшие в изготовлении фейерверков, еще не интересовали царя. На другой день после свидания с курфюрстинами Петр покатил дальше, опережая посольство. И вновь за окном кареты замелькали немецкие города — Гаммельн, Герфорд, Бильфельд, Ритберг, Липстат, Люнен… Вот, наконец, и Рейн — теперь уже рукой подать до Амстердама.

Удивительные вещи происходили в начале августа 1697 года в Саардаме — небольшом городке под Амстердамом.

Всюду только и разговоров было, что о загадочном путешественнике из далекой Московии. В воскресенье старый саардамский плотник Хаут зашел в цирюльню и прочел вслух письмо, полученное из Архангельска от сына. В письме рассказывались чудеса: в Голландию едет большое русское посольство и при нем — под чужим именем — сам царь; описал младший Хаут и наружность царя. И тут, как нарочно, отворяется дверь и входят в цирюльню русские плотники, а у одного из них — молодого человека с округлым испитым лицом и тонкими кошачьими усиками, одетого в красную фризовую куртку, белые парусиновые штаны и в лакированной шляпе на голове — точь-в-точь те приметы, о которых говорилось в письме: и ростом великан, и головой трясет, и рукой размахивает, и бородавка на щеке. На вопрос, что они за люди, христиане ли они (тут слыхали, что московитских послов в Клеве крестить станут), молодой человек с усиками рассмеялся, живо сверкнув большими умными глазами, и ответил по-голландски:

— Мы простые плотники, ищем работы.

После обеда по городу разнеслась весть, что странный московитский плотник остановился в доме корабельного кузнеца Геррита Киста, что в западной части Саардама, на Кримпе. Домик у Киста, прямо сказать, никудышный — деревянный, в два окна, разделенный на две небольшие комнатки, с пристроенным у входа чуланчиком. Любопытным, толпившимся перед домом, кузнец неохотно сказал, что зовут плотника Питером Михайловым и что они с ним знакомы по тем временам, когда он, Кист, работал на царской службе в Москве. А на предложение подыскать себе дом получше плотник Питер ответил: «Мы не знатные господа, а простые люди, нам довольно и нашей каморки».

Вечером саардамцы недоверчиво качали головами: называется простым плотником, живет в каморке, а купил себе ялик за 450 гульденов!

На другой день, в понедельник, плотник Питер еще больше озадачил почтенных жителей Саардама. Рано утром, накупив в лавке плотницкого инструмента, записался корабельным плотником на верфи Линста Рогге. Потрудившись наравне со всеми, зашел в местный трактир — герберг — подкрепиться, а потом навестил семейства саардамских плотников, выехавших в Москву. У Марии Гутмане, матери Томаса Иосиаса, выпил стакан джину, у жены Яна Ренсена угостился пивом. Анте Метье, спросившей его о своем муже, сказал:

— Он добрый мастер, я его хорошо знаю, потому что рядом с ним строил корабли.

— Разве и ты плотник? — сузила глаза недоверчивая Анте.

— Да, и я плотник, — простодушно ответил Питер Михайлов.

Анте, положим, ему и поверила, но вот что должна была подумать вдова мастера Клааса Муша, умершего в Москве, когда плотник Питер выдал ей от имени царя 500 гульденов? Вот так плотник — с царями знается! Опустила глаза и попросила плотника Питера передать при случае московитскому царю ее признательность за щедрую милость, утешившую ее в горьком вдовстве. Плотник Питер пообещал, что ее слова дойдут до его государя, и с удовольствием остался у нее обедать.

Через несколько дней новое происшествие сгустило ореол таинственности вокруг московитского плотника.

Возвращался Питер Михайлов с верфи к себе домой и по дороге купил слив. Тут же его обступили мальчишки и стали попрошайничать. Плотник Питер одним дал слив, а другим нет, забавляясь их негодованием, да еще запустил кому-то в лоб косточкой. Обделенные сорванцы закидали обидчика песком и камнями, так что пришлось плотнику Питеру искать спасения в герберге. На другой день после этого случая бургомистр издал указ, чтобы никто не смел оскорблять знатных иностранцев, которые хотят остаться неизвестными.

Тут уж что хочешь, то и думай. Пронесся слух, что этот плотник — родственник русского царя. С этого дня домик Киста плотно окружала праздная толпа.

Случилось как-то плотнику Питеру выйти из дома. Было заметно, что он спешил куда-то, а между тем пробраться сквозь толпу не было никакой возможности. Его обступали, останавливали, хватая за руки и платье, и разглядывали, как диковинного зверя. В конце концов у Питера Михайлова задергалась щека, он взбесился и начал прокладывать себе дорогу кулаками, молотя направо и налево. Попасть под его кулак, надо сказать, было не здорово.

Мещанин Цимзен, тучный и краснолицый, никак не мог как следует рассмотреть царского родственника. Приподнимался на цыпочки, пробовал пролезть вперед — его не пускали. А тут толпа раздалась, и он, догнав Питера Михайлова, схватил его за руку и умоляюще простонал:

— Стой, стой! Дай поглядеть хорошенько.

Плотник Питер обернулся, дико сверкая глазами:

— На вот, гляди!

Две здоровенные оплеухи едва не сбили Цимзена с ног. Обозленный голландец засопел и сжал кулаки, но тут между ним и Питером Михайловым выросла фигура худощавого молодого человека с южным типом лица. Это был Антон Эммануил Виер[28], полуиспанец, полупортугалец, один из тысяч иностранцев, которыми кишел Амстердам.

Виер заслонил собой Питера Михайлова от Цимзена. Пусть почтенный господин не обижается — эти оплеухи на самом деле ему великая честь. Если уж правду сказывают, что сей плотник царского рода, то почтенный господин может считать себя дворянином — своим прикосновением Питер Михайлов пожаловал его в рыцари.

Это объяснение понравилось толпе. Раздался общий хохот, послышались полуиздевательские крики:

— Цимзен — рыцарь! Цимзен — рыцарь!

Растерявшийся голландец опустил кулаки, а Питер Михайлов, обняв за плечи Виера, быстро зашагал прочь.

Вскоре инкогнито Питера Михайлова и вовсе прекратилось. 16 августа в Амстердам приехали великие послы. Встречали их всем городом, ведь такого именитого посольства в Голландии еще не бывало! Шутка сказать — сразу три вице-короля: Новгородский, Сибирский и Волховский! Но все эти вельможи в золотых кафтанах, важные и сановитые, явились поклониться плотнику Питеру Михайлову. В толпе, окружившей в этот день домик Киста, находился и Цимзен. Питер Михайлов узнал его и добродушно попросил извинения за обиду. Цимзен расплылся в улыбке. Какие там обиды! Он считает себя возведенным в дворянское сословие и просит прислать ему соответствующую грамоту за царской подписью и государственной