Происхождение видов путем естественного отбора - Чарльз Роберт Дарвин

вылавливающий насекомых в трещинах коры? И однако в Северной Америке встречаются дятлы, питающиеся плодами, и другие, с удлиненными крыльями, ловящие насекомых на лету. На равнине Ла-Платы, где едва ли найдется хоть одно дерево, встречается дятел (Colaptes campestris), у которого два пальца обращены вперед и два назад, язык длинный и приостренный, хвостовые перья заострены и достаточно жестки, чтобы поддерживать птицу в вертикальном положении на шесте, но не так жестки, как у типичного дятла, и сильный прямой клюв. Клюв хотя и не так прям и не так силен, как у типичного дятла, но все же достаточно силен, чтобы пробивать кору. Таким образом, этот Colaptes во всех своих существенных частях настоящий дятел; даже в таких мелочных особенностях, каковы окраска, резкий тон голоса и волнообразный полет, ясно обнаруживается его кровное родство с нашим дятлом. И однако, я могу засвидетельствовать не только на основании собственных наблюдений, но и на основании наблюдений всегда тщательного в своих показаниях Азары, что в известных обширных областях эта птица никогда не лазит по деревьям и делает себе гнездо по обрывистым берегам рек! Наоборот, в других областях этот же самый дятел, по свидетельству м-ра Гудзона, посещает деревья и сверлит себе гнезда в их стволах. Могу привести еще пример, доказывающий разнообразие привычек у птиц этого рода. Один мексиканский Colaptes, по описаниям де Соссюра, сверлит дыры в твердом дереве и наполняет их запасами желудей.

Буревестники – самые воздушные и океанические из птиц, и тем не менее встречающаяся в спокойных проливах Огненной Земли Puffinuria berardi по общему укладу ее образа жизни, по изумительной способности нырять, по способу плавать и летать, когда его спугнут, легко принять за чистика или за гагару, и тем не менее это – настоящий буревестник, только со многими чертами организации, глубоко измененными соответственно новому образу жизни, между тем как у дятла Ла-Платы организация только слегка изменена. У водяного дрозда самый проницательный наблюдатель, исследующий мертвую птицу, не заподозрил бы подводных привычек, а между тем эта птица, которая сродни дроздовым, существует только благодаря своей способности нырять, пользуясь своими крыльями под водой и цепляясь ногами за камни. Все представители обширного порядка сетчатокрылых – насекомые, обитающие на суше; исключение составляет Proctotrupes, имеющий, по наблюдениям сэра Джона Леббока, привычки водяного насекомого; он часто идет на воду и ныряет, пользуясь при этом не лапками, а крыльями, и остается под водой нередко по четыре часа подряд; и тем не менее, несмотря на такие совершенно уклонившиеся привычки, он не представляет никаких соответственных изменений в своем строении.

Тот, кто верит, что все существа созданы такими, какими мы их теперь видим, должен порой испытывать изумление при виде животного, привычки которого не соответствуют его строению. Может ли что-нибудь быть очевиднее того, что перепончатые ноги гусей и уток созданы для плавания. И тем не менее есть горные гуси с перепончатыми ногами, только изредка приближающиеся к воде. Никто, за исключением Одюбона, не видывал, чтобы птица-фрегат опускалась на поверхность океана, а между тем все четыре пальца у этой птицы соединены перепонками. С другой стороны, гагары и лысухи, несомненно, имеют привычки водяных птиц, а пальцы их только оторочены перепонкой. Чего бы, кажется, очевиднее, что длинные пальцы, лишенные перепонок, встречающиеся у голенастых (Gralla ores), приспособлены к хождению по болотам и по плавучим растениям? И тем не менее водяная курочка и дергач принадлежат к этому отряду, и первая почти такая же водяная птица, как лысуха, а вторая такая же наземная птица, как перепел или куропатка. В этих случаях – а можно было бы привести еще много подобных же примеров – привычка изменилась без соответственного изменения строения. Перепончатые ноги горного гуся, можно сказать, сделались почти зачаточными, рудиментарными по своему отправлению, но не по строению. У птицы-фрегата глубоко вырезанные перепонки между пальцами указывают, что и строение начало изменяться.

Тот, кто верит в отдельные и бесчисленные творческие акты, конечно, может сказать, что Творцу угодно было, чтобы существо известного типа заняло место существа другого типа; но мне кажется, что это было бы простым повторением факта, только более высоким слогом. Тот же, кто признает начало борьбы за существование и естественного отбора, должен допустить, что каждое органическое существо постоянно стремится увеличить свою численность, и если какое бы то ни было существо изменяется в своем строении или привычках, хотя бы в ничтожной степени, приобретая тем превосходство над другим обитателем той же страны, то оно овладевает местом этого последнего, как бы несходно оно ни было с местом, занимаемым им самим. И с этой точки зрения он не будет поражен, встречая гусей и фрегата-птицу с перепончатыми ногами, но обитающих на суше и редко спускающихся на воду, встречая длинноногих дергачей, живущих на лугах вместо болот, встречая дятлов там, где нет деревьев, ныряющих дроздов и перепончатокрылых и буревестников с привычками чистиков.

Органы высокой степени совершенства и сложности

Предположение, чтобы глаз со всеми его неподражаемыми приспособлениями служит для изменения фокусного расстояния соответственно с удалением предмета, для регулирования количества проникающего света, для поправки на сферическую и хроматическую аберрацию, предположение, чтобы этот орган мог быть выработан естественным отбором, может показаться, сознаюсь в том откровенно, нелепым в высшей степени. Но ведь и когда в первый раз была высказана мысль, что солнце стоит, а земля вертится, здравый человеческий смысл объявил ее ложной, – всякий философски мыслящий человек хорошо знает, что старое изречение «глас народа – глас Божий» неприменимо к научным вопросам. Разум внушает мне: если можно указать многочисленные переходные ступени от простого и несовершенного глаза к наиболее сложно построенному и совершенному, причем каждая ступень полезна для ее обладателя, а это не подлежит сомнению; если, далее, глаз подвержен изменчивости и эти изменения наследственны, а это также несомненно; если, наконец, эти изменения могли оказаться полезными животному при изменившихся условиях его жизни, – в таком случае затруднение, возникающее при мысли о происхождении сложно построенного и совершенного глаза путем естественного отбора, хотя и непреодолимое для нашего воображения, не может быть признано роковым, разрушающим всю теорию. Каким образом нерв сделался чувствительным к свету, почти так же мало нас касается, как и вопрос, как возникла жизнь. Замечу только, что если некоторые из простейших организмов, у которых не открыто нервов, способны воспринимать влияние света, то едва ли есть повод считать немыслимым, чтобы известные чувствительные элементы саркоды могли образовать агрегат, превратившийся в нервы, снабженные этой чувствительностью.

Разыскивая промежуточные ступени, которыми прошел орган, постепенно совершенствуясь