Происхождение видов путем естественного отбора - Чарльз Роберт Дарвин

у какого-нибудь вида, мы, конечно, должны были бы останавливаться исключительно на восходящей родословной его предков, но это едва ли когда-либо осуществимо, и потому приходится останавливаться на сходных видах и родах той же группы, т. е. на боковых линиях, происходящих от тех же общих предков. Таким образом, мы надеемся узнать, какие постепенные переходы возможны и какова степень вероятия их передачи в неизмененном или мало измененном состоянии. Но состояние органа, даже в различных классах, может порой пролить свет на те промежуточные ступени, через которые он совершенствовался.

Простейший орган, который можно назвать глазом, состоит из оптического нерва, окруженного пигментными клеточками и прикрытого прозрачной кожицей, но без какой бы то ни было чечевички или светопреломляющего тела. По мнению Журдена, мы можем, пожалуй, опуститься ступенью ниже и найдем еще скопления пигментных клеточек, по-видимому служащих органами зрения, лишенными нервов, но в связи с саркодой. Глаза вышеуказанного простого строения лишены способности отчетливого видения и служат только для различения света от темноты. У некоторых морских звезд, по описанию того же автора, маленькие ямочки в пигментном слое, окружающем нерв, выполнены прозрачным студенистым веществом, представляющим выпуклую поверхность, подобную роговой оболочке высших животных. Он высказывает предположение, что этот орган служит не для получения изображения, но только для собирания лучей, чем усиливается их действие. В концентрировании лучей мы видим осуществление первого и самого важного шага в образовании настоящего глаза, дающего изображения; остается только поместить обнаженное окончание оптического нерва (у некоторых простейших животных погруженного глубоко в теле, а у других выходящего близко к поверхности) на надлежащем расстоянии от концентрирующего аппарата, и на этом окончании получится изображение.

В обширном классе членистоногих мы можем начать с оптического нерва, просто покрытого пигментом, причем последний иногда образует нечто вроде зрачка, но без следов хрусталика или какого бы то ни было оптического аппарата. Относительно насекомых теперь известно, что многочисленные грани роговой оболочки их больших сложных глаз представляют истинные линзы, а конусы заключают диковинно измененные нервные волокна. Но эти органы у членистоногих так разнообразны, что еще Мюллер делил их на три общих класса с семью подразделениями, не считая еще четвертого класса сборных простых глаз.

Если остановиться на фактах, приведенных здесь чересчур кратко в сравнении с обширным, разнообразным постепенным рядом форм глаза, представляемым простейшими животными; если вспомнить, как ничтожно число живущих форм в сравнении с вымершими, то затруднения, препятствующие принять, что естественный отбор мог превратить простой аппарат, состоящий из оптического нерва, покрытого пигментом и прозрачной оболочкой, в такой совершенный оптический инструмент, как у любого представителя членистоногих, – эти затруднения не покажутся нам особенно значительными.

Тот, кто зайдет так далеко, не должен задумываться перед тем, чтобы сделать еще один дальнейший шаг. Если, прочтя эту книгу, он убедится, что обширные ряды фактов, не объяснимых с иной точки зрения, объясняются теорией изменения посредством естественного отбора, то он должен допустить, что строение, даже столь совершенное, как глаз орла, может образоваться тем же путем, хотя на этот раз он не усматривает промежуточных стадий. Предъявлялось и такое возражение: для изменения глаза и для постоянного хранения его в качестве совершенно работающего инструмента несколько параллельных изменений должно совершаться одновременно, а это, утверждали, будто бы недостижимо при помощи естественного отбора, но, как я пытался доказать в моей книге об изменении прирученных животных, нет надобности предполагать, что изменения эти происходили одновременно, если только они происходили последовательными, крайне незначительными ступенями. И притом различного рода изменения могли бы служить для той же общей цели, как заметил Уоллес: «Если линза имеет слишком большое или слишком малое фокусное расстояние, оно может быть исправлено или изменением ее кривизны, или изменением плотности ее вещества; если кривизна неправильная и лучи не сходятся в одну точку, тогда любое увеличение правильности кривизны будет уже улучшением. Ни сокращения зрачка, ни мышечные движения глаза не могут быть признаны безусловно необходимыми для зрения, а представляют только усовершенствования, которые могли быть добавлены и улучшены на любой стадии выработки этого инструмента». В высшем отделе животного царства, именно у позвоночных, мы отправляемся от глаза, настолько простого, что он состоит у ланцетника из маленького мешочка прозрачной кожи, снабженного нервом и выстланного пигментом, но лишенного какого бы то ни было иного аппарата. У рыб и пресмыкающихся, как заметил Оуэн, «диоптрический аппарат представляет длинный ряд степеней совершенства». Замечательно, что даже у человека, на основании авторитетного свидетельства Вирхова, прекрасный хрусталик образуется у зародыша из скопления клеточек эпидермы, расположенных в мешковидной складке кожи, а стекловидное тело образуется из зачаточной подкожной ткани. Но для того, чтобы прийти к верному заключению относительно образования глаза со всеми его изумительными, хотя и не абсолютно совершенными подробностями строения, необходимо, чтобы наш разум взял верх над воображением. Впрочем, я сам слишком живо испытывал это затруднение, чтобы удивляться тому, что и другие могут колебаться перед тем, чтобы распространить применение начала естественного отбора в таких широких пределах.

Трудно удержаться от сравнения глаза с телескопом. Мы знаем, что этот инструмент совершенствовался продолжительными усилиями высших человеческих умов, откуда мы заключаем, что и глаз образовался сходным путем. Но не отзывается ли такое суждение некоторым сомнением? Имеем ли мы право приписывать творцу умственные качества, подобные человеку? Если мы желаем сравнить глаз с оптическим инструментом, мы должны усилием воображения представить себе слой прозрачной ткани с промежутками, выполненными жидкостью, и с расстилающимся под нею нервом, чувствительным к свету, потом мы должны себе представить, что каждая часть этого слоя медленно распадается на вторичные слои различной плотности, расположенные на различных расстояниях один от другого и ограниченные поверхностями, постепенно меняющими свое очертание. Далее, мы должны себе представить, что существует деятельное начало, в виде естественного отбора, или выживания наиболее приспособленного, пристально следящее за каждым мельчайшим изменением этих прозрачных слоев и тщательно сохраняющее каждое из них, которое при постоянно меняющихся условиях так или иначе способствует получению более ясного изображения. Мы должны предположить, что каждое новое видоизменение прибора производится в миллионах экземпляров и сохраняется лишь до тех пор, пока не будет получено лучшее, вслед за чем все старые подвергаются истреблению. В живых телах изменчивость будет вызывать легкие изменения, воспроизводительная способность организмов будет размножать их в почти безграничном числе, а естественный отбор с безошибочным искусством будет подхватывать каждое усовершенствование. Допустим, что этот процесс совершается в течение миллионов лет и постоянно над миллионами различных особей, и неужели мы не можем себе представить, что в результате получится живой оптический прибор, настолько же превосходящий прибор из стекла, насколько дела Творца