Василий Чуйков - Николай Александрович Карташов

армейского корпуса генерала артиллерии Макса Пфеффера, командира LI армейского корпуса генерала артиллерии Вальтера фон Зейдлиц-Курцбаха, начальника штаба 295-й дивизии полковника Герхарда Дисселя и несколько старших штабных офицеров. Причем пленили их три бойца во главе с комсоргом полка Михаилом Портером.

Пленных генералов доставили в землянку к Чуйкову. Эта встреча хорошо отложилась в его в памяти. Вот что он написал о ней в своих воспоминаниях:

Вечером 31 января я, Гуров и Крылов опрашивали в моей землянке, уже просторной и светлой, пленных немецких генералов. Видя, что они голодные и нервничают, беспокоясь за свою судьбу, я распорядился принести чай и пригласил их закусить. Все они были одеты в парадную форму и при орденах. Генерал Отто Корфес, беря в руки стакан чаю и бутерброд, спросил:

– Что это, пропаганда?

Я ответил:

– Если генерал считает, что этот чай и закуска содержат пропаганду, то мы особенно не будем настаивать на принятии этой пропагандистской пищи.

Такая реплика несколько оживила пленных, и разговор наш продолжался около часа. Больше других говорил генерал Корфес. Генералы Пфеффер и Зейдлиц отмалчивались, заявив, что в политических вопросах они не разбираются.

Генерал Корфес в беседе развивал мысль о том, что положение Германии того времени имеет много общего с положением, в котором она была во времена Фридриха Великого и Бисмарка. Генералы Пфеффер и Зейдлиц сидели и, произнося время от времени «яволь» и «найн», плакали.

В конце концов генерал-лейтенант фон Зейдлиц-Курцбах сказал:

– Что с нами будет в дальнейшем?

Я сказал ему об условиях содержания в плену, добавив, что они могут носить, если пожелают, и знаки отличия, и регалии, кроме оружия.

– Какого оружия?.. – как бы не понимая, поинтересовался Пфеффер, глядя на Зейдлица.

– У пленных генералов, – повторил я, – не должно быть при себе никакого оружия.

Тогда Зейдлиц вынул из кармана перочинный нож и передал его мне. Я, конечно, вернул ему этот нож, сказав, что подобное «оружие» мы не считаем оружием.

Генерал Пфеффер спросил меня:

– Где находились вы и ваш штаб (62-й армии) во время боев за город до 19 ноября?

Я ответил, что мой командный пункт и штаб армии находились все время в городе, на правом берегу Волги. Последнее место командного пункта и штаба было здесь, где находимся.

Тогда генерал Пфеффер сказал:

– Жаль, что мы не верили своей разведке. Мы могли бы вас вместе со штабом стереть с лица земли.

Опросив пленных генералов, мы отправили их в штаб фронта, пожелав поскорее изучить и познать советскую действительность, чтобы избавиться от заблуждений, от гитлеровского угара.

Примечательно, что в 1949 году Чуйков, будучи председателем Советской контрольной комиссии на территории Германской Демократической Республики, вновь встретился с генералом Отто Корфесом в Берлине. Они приветствовали друг друга как старые знакомые. Корфес стал совершенно другим человеком, антифашистом, общественным деятелем. Он являлся в то время активным работником Общества германо-советской дружбы, и много сделал для укрепления отношений между немецким и советским народами. Отто Корфес был не одинок в своем прозрении. Многие бывшие немецкие генералы, офицеры и солдаты также стали бороться за мир, строить новую Германию.

Второго февраля Совинформбюро сообщило о полной капитуляции 6-й армии Паулюса. Так завершилась величайшая битва Второй мировой войны. В ходе советского контрнаступления помимо уничтоженных двух немецких армий были разгромлены две румынские и одна итальянская армии. Красная армия нанесла такой удар, который поверг в ужас как немецкий народ, народы Европы, так и их армии. Битва под Сталинградом ознаменовала приближение заката гитлеровского фашизма.

Над лежащим в страшных руинах городом, над широкой гладью Волги, на берегах которой в течение полугода не смолкал рев канонады, наступила долгожданная тишина. Фронт на Волге перестал существовать. По промерзлым сталинградским дорогам, изрытым бомбами, снарядами и минами, потянулись длинные и нескончаемые реки пленных.

Родина по достоинству отметила подвиг защитников Сталинграда. Почти всем дивизиям и полкам 62-й армии было присвоено звание гвардейских. Тысячи бойцов были удостоены самых различных государственных наград. Сам Василий Иванович «за умелое и мужественное руководство боевыми операциями и достигнутые в результате этих операций успехи в боях с немецко-фашистскими захватчиками» Указом Президиума Верховного совета СССР от 28 января 1943 года был награжден вновь учрежденным орденом Суворова 1-й степени. Фамилия Чуйкова стояла в одном ряду с фамилиями известных военачальников, таких как Г.К. Жуков, А.М. Василевский, Н.Н. Воронов, Н.Ф. Ватутин, К.А. Мерецков, А.И. Еременко, К.К. Рокоссовский.

В те дни газета «Красная звезда» писала: «Наши генералы, чьи подвиги ныне отмечены народом высокой наградой, являются выразителями суворовских принципов, они творчески используют наследие нашей военной истории, громя по-суворовски врага в сложных условиях современной войны».

Василий Иванович гордился, что был удостоен этого полководческого ордена в числе первых. К слову сказать, позднее Чуйков еще дважды будет награжден орденом Суворова, и каждый раз 1-й степени. Но не менее дорога для него была еще одна награда – медаль «За оборону Сталинграда». Он заслужил ее по праву, как и тысячи защитников города на Волге.

Спустя десять лет, когда Чуйков уже жил другими заботами, у него состоялся разговор со Сталиным. Связан он был напрямую с событиями декабря 1942 года, то есть со Сталинградом. Похоже, Сталину не давали покоя многие вопросы, на которые он хотел получить ответы от непосредственных участников битвы на Волге. Василий Иванович тоже нередко размышлял об «огнях-пожарищах». Защищая в 42-м Сталинград, у Чуйкова не было никакого сомнения в том, что великое сражение закончится полным разгромом немцев. Так оно и случилось. Однако в те жаркие дни он не раз себя спрашивал: а если войска генерал-фельдмаршала Эриха фон Манштейна разорвут кольцо окружения и соединятся с войсками Паулюса? Что будет тогда с его истерзанной 62-й армией и вообще с положением на фронте? Теперь эти вопросы возникли у Сталина.

Чуйков тогда находился в отпуске и отдыхал в Сочи в военном санатории. После обеда раздался телефонный звонок.

– Это вы, товарищ Чуйков?

– Да, это я. С кем имею честь разговаривать?

– Говорит Поскребышев. Соединяю вас с товарищем Сталиным.

Как вспоминал Чуйков, от неожиданности он даже растерялся. В трубке услышал негромкий и спокойный голос с кавказским акцентом.

– Как отдыхаете, товарищ Чуйков, как себя чувствуете? – спросил Сталин.

– Отдыхаю хорошо, чувствую себя прекрасно, товарищ Сталин, – ответил Чуйков.

– Вы могли бы приехать ко мне?

– Как прикажете, товарищ Сталин! Готов приехать в любую минуту.

– Сейчас за вами придет машина. Приезжайте!

Вскоре Чуйков был на месте, подойдя к Сталину, по военному доложил:

– Товарищ Сталин, по вашему приказанию прибыл!

– Зачем же так официально?! Давайте проще! – улыбаясь, ответил вождь.

Они прошли на веранду, где уже был накрыт стол. Сталин спросил у Чуйкова, что тот будет пить: водку, коньяк или вино. Чуйков ответил, что лучше налить водочки. Непринужденная обстановка за столом располагала к откровенности. Чуйков отвечал на все вопросы, которые возникали у Сталина.

– Скажите, товарищ Чуйков, как вы думаете, можно ли было нам в декабре сорок второго года пропустить в Сталинград группу Манштейна и там ее захлопнуть вместе с Паулюсом?

– Мне приходилось думать, товарищ Сталин, о такой возможности в дни Сталинградского сражения, – спокойно отвечал Чуйков. – Мы не могли не принимать в расчет возможности прорыва войск Манштейна к Паулюсу, то есть возможности деблокировки окруженных частей. Не исключено, что, деблокировав армию Паулюса, противник не дал бы нам возможности захлопнуть за ними дверь. Одно мы тогда знали четко, что собственно окружение, полное окружение не так часто бывает и не так часто повторяется в военной истории. Мы отчетливо тогда понимали, что рисковать – выпустить из Сталинграда немецкую армию – мы не могли.

Сталин вздохнул и задумался. Потом проговорил:

– Это было очень рискованно. Рисковать нельзя было. Народ очень ждал победы!..

Их разговор закончился уже за полночь. Сталин, похоже, был удовлетворен беседой. Они вышли в сад. Один из офицеров охраны подал Сталину секатор, и он сам срезал большой букет роз, который сразу завернули в бумагу и перевязали. Затем Сталин вручил его Чуйкову со словами: «Отвези его Валентине Петровне и скажи, товарищ Сталин просит прощения за то, что на целый вечер умыкнул у нее