О женской стыдливости - Жан-Клод Болонь

Уважение стыдливости

Именно революция впервые издает законы, регулирующие поведение людей, связанное со стыдливостью и целомудрием. Закон о полиции от 19–22 июля 1791 года действительно подвергает наказанию тех, кто был арестован «за публичное посягательство на нравственность путем совершения развратных действий в отношении женщин». Он является предшественником современного закона о совершении развратных действий и предусматривает наказание за сексуальное насилие по отношению к женщине, отличное от изнасилования. Речь идет о наказании не за наготу, а за оскорбительное поведение. Принципиально новым в этом законе, по сравнению с существовавшим ранее, является условие публичности, которое образует состав преступления «не потому, что это покушение на общественную мораль, а потому, что это оскорбление морали женщины». Это лишь первый шаг в рождающейся законодательной системе, но очень показательным является то, что речь идет только о стыдливости женщин.

Не стремясь преувеличить важность этого закона, следует заметить, что история стыдливости с точки зрения права еще долгое время будет ассоциироваться с женщинами, даже когда из формулировок закона исчезнет упоминание о них. XIX век снова вернется к женской стыдливости, рассуждая о ней в столь характерной для того времени пафосной манере. Она не ограничивается поведением отдельно взятой женщины, а затрагивает половину человеческого рода: тяжелая ответственность падает на ту, которая каждый день должна служить воплощением стыдливости!

«Женщине необходимо быть стыдливой не только ради самой себя, но и ради всего женского пола, поэтому она должна стремиться к тому, чтобы все остальные женщины соблюдали этот закон. Ведь то, что задевает скромность одной из них, задевает скромность всех. Та, что предстает раздетой перед мужчинами, в некотором смысле раздевает всех честных женщин; демонстрируя себя обнаженной, она тем самым снимает покров со всех остальных», — пишет Жозеф Жубер в своей книге «Мысли, максимы, очерки и переписка» (1861).

Стыдливость — это чувство, которое сопротивляется потере невинности (тогда как в Античности это понятие имело отношение к нравственной чистоте), это сама сущность женщины, согласно определению Оноре де Бальзака, которое он приводит в романе «Тридцатилетняя женщина»: «В самом деле, у молодой женщины, сердце которой еще чисто и любовь которой непорочна, даже чувство материнства подчиняется голосу целомудрия. Разве целомудрие не сущность женщины?»

В эпоху, когда жизнь подчинена предписанным правилам поведения, можно говорить, что такое почтение по отношению к стыдливости представляет даже некоторую опасность. XIX век настолько превозносит женщину, что ее защищают с помощью закона, целомудренного воспитания, ограждая ее от изучения вредной латыни. Кроме того, в 1819 году появляется понятие «оскорбление нравственности», которое защищает супругу от «искушений и непристойных изображений, которые могли бы дать ей повод думать, что кто-то другой мог бы удовлетворить ее лучше и другими способами». В 1857 году именно это послужит аргументом прокурора Пинара в его обвинениях против романа Гюстава Флобера «Госпожа Бовари».

Как относиться к тому, что женщина хочет иметь профессию, которая стала бы нелегким испытанием для ее стыдливости, например профессию врача? Это считается недостойным с точки зрения добродетели. Альберт С. Лионе и Р. Жозеф Петручелли в своей книге «Иллюстрированная история медицины» (1979) рассказывают о Хэрриот Хант (1805–1875) — девушке, принятой в медицинскую школу Бостона и отвергнутой студентами. «Готова ли она обесчестить свой пол и наступить на горло своей стыдливости», слушая вместе со студентами мужского пола «лекции на определенные темы, которые неизбежно придется изучать в курсе медицины»? Ее «чувствительность» должна будет воспротивиться этому.

Даже художники, свободно чувствующие себя по отношению к обнаженным моделям, с трудом представляют себе, что какая-нибудь женщина будет сидеть рядом с ними, рисуя обнаженное мужское тело. Вот что рассказывает Виктор Гюго в письме своей невесте об одной своей знакомой, которая «имела несчастье стать художницей»: «Впрочем, невозможно даже предположить, что девушка сохранит целомудренное воображение и, как следствие, высокую нравственность после прохождения необходимых для художника курсов, во время которых необходимо отречься от стыдливости — качества, считающегося добродетелью как у женщин, так и у мужчин». «Этого достаточно, чтобы испортить ее репутацию», пусть даже поведение ее безупречно! И только с приходом Третьей республики мадам Берто смогла открыть курсы, на которых девушки приобщаются к искусству скульптуры, используя в своей работе живые модели.

Если женщине нужна защита, возможно, причина этого заключается в том, что ее стыдливость не настолько естественна, как это принято утверждать. Тонкость невидимого покрова, который, как считается, защищает ее, образует основу целомудрия XIX столетия. Это нашло отражение в развитии законодательной системы. В Кодексе Наполеона при установлении такого вида преступления, как совершение развратных действий, в формулировках закона упраздняется упоминание женского пола, поскольку судебная практика показывает, что в подавляющем большинстве случаев жертвами становятся женщины. Статьи о преступлениях против нравственности идут в кодексе после статей об убийствах, абортах и отцеубийствах. «Такая классификация явно указывает на то, что сохранение нравственности вторично по отношению к сохранению самого дорогого, что у нас есть», — сказано в разъяснении к кодексу. Закон подразумевает наказание за «грубые выражения, неприличное поведение и непристойную демонстрацию тела, отсутствие одежды или ее развратный вид, несоблюдение принципов и целей природы», но не за «вольности, которые прощаются обществом, не за речи, терпимые с точки зрения вежливости, не за свободу в одежде, допускаемую модой».

Такова законодательная версия нематериального покрова, позволяющая признать стыдливую наготу. Она дана лишь в основных чертах, которые легко установить с точки зрения закона. Общее между правонарушением и действиями, за которые закон не преследует, — это чувство виновности. Действительно, действия, за которые не наказывают, — это лишь то, к чему относятся терпимо, то, что прощают, позволяют ради моды, непринужденности общения, из вежливости, — но все это не является ни безобидным, ни невинным. Перед лицом узаконенной стыдливости человек всегда немного виноват. Вот она, материя невидимого покрова — неясное чувство вины. Таким образом, грань, отделяющая правонарушение от действия, не преследуемого законом, определяется на основании очень тонких различий: так, например, мода допускает в одежде свободу, но не вольность и т. п. Критерием оценки является природа, олицетворенная аллегория (у нее есть принципы и цель), но отличие между прощаемыми поступками и серьезными правонарушениями, достойными осуждения, — это уже не вопрос качества, а вопрос количества или степени. Руководства по этикету пропагандируют те же ценности. Стыдливость — свойство, данное от природы, как и в философий Руссо («Природа сама определяет и устанавливает правила стыдливости»), и никаких иных оправданий не существует. Отныне все определяется мерой («нужно подбирать выражения везде и по любому поводу, в особенности по отношению