После Сталинграда. Семь лет в советском плену. 1943—1950 - Эдельберт Холль

Здесь были и другие камеры, где профессиональные преступники создали по-настоящему шокирующую обстановку, но пострадавшие не осмеливались дать им отпор. Продукты и все, что какой-нибудь заключенный получал посылкой из дома, просто отнимались у него, и он был рад, если до него доходили хотя бы крохи.

В качестве наказания здесь не применялось переселение в камеры с пониженным пайком. Если заключенный многократно нарушал тюремную дисциплину, его отправляли в карцер.

Интересно наблюдать за тем, как заключенные общались с соседней камерой, в которой сидели женщины. Заключенный-мужчина прислоняет к стене кружку, к которой прижимается ртом, и громко кричит в нее. Собеседница по другую сторону стены прижимает к стене ухо, чтобы расслышать речь. Затем беседующие меняются местами. Так местные обитатели поддерживали связь между собой.

Каждый день родственники, жившие поблизости, приносили в тюрьму посылки, которые, после тщательной проверки охраной, передавали заключенным. Содержимое посылок в основном одинаково, и исходя из этого я сделал вывод, что евреи в нашей камере жили значительно лучше остальных. Если в посылках украинцам находились в основном хлеб, махорка, картошка и молоко, то евреи, помимо этого, передавали своим сливочное масло, яйца и ветчину. Десятки заключенных голодными глазами наблюдали за тем, как работают рты заключенных, получивших передачу.

Время от времени нам доставались остатки неиспользованных пайков тех, кто получал посылки. Мы делили их между собой поровну. Еды было явно недостаточно для нормального питания, но мы пытались выжить. У меня единственного здесь был талон на 135 рублей. Поскольку чувство голода было так сильно, а курящие полностью зависели от того, что им доставалось от русских, я заявил, что согласен принять предложение Оттеля и потратить деньги, которые мы копили на побег, на покупку в лагере хлеба и табака. Первый заказ мы получили только через несколько дней, хотя магазин находился в этом же здании.

Вот уже несколько дней, как ушла наша апелляция в Верховный военный суд в Киеве. Кроме того, мы отправили в лагерь 7100 заявление о выплате нам причитающихся денег. Все были настроены скептически, но от попытки не будет вреда.

Между нами и венгерскими товарищами сложились по-настоящему теплые отношения. Они рассказали, что их приговор был отменен по официальной просьбе их товарищей. Теперь они ожидали, когда их вывезут отсюда после того, как факт отмены приговора подтвердят в Киеве.

Число немцев в нашей камере выросло на 4 человека. Некоторые рабочие бригады, чтобы получить немного дополнительной еды, продавали дрова. И вот кто-то украл кукурузные початки, чтобы сварить их для себя. Русские оценили это сроками от 5 до 10 лет принудительных работ!

В этом году на день своего рождения я не получил выходной день, как это было год назад. Мне и так не нужно было работать, но в этот день нам пришлось пройти обеззараживание одежды; в это же время происходила большая уборка в нашем помещении. После этого и бани мои товарищи увлекли меня в предбанник, где было полно народа, и спели мне гимн Deutschland heiliges Wort. Русские озадаченно прислушивались к словам: некоторые из них успели побывать в немецком плену и довольно хорошо понимали наш язык.

Венгры уехали. Нашу апелляцию вернули из Киева; приговор был утвержден. Теперь мы каждый день ожидали транспорт, на котором нас отсюда отправят. Но произошло и нечто положительное: администрация основного лагеря для военнопленных по нашей просьбе действительно перевела остатки наших денег в тюрьму. Всего сумма составила 600 рублей на всех. Это казалось настоящим чудом. Эти деньги снова стали нашим общим богатством.

Мартовское солнце уже демонстрировало, что весна вот-вот прогонит зиму. В обеденное время с крыш вовсю текла вода, а когда нас выводили на прогулку во двор, мы стремились принять солнечные ванны. Через одного чеха, который сидел здесь в тюрьме и которого должны были отправить в Россию, мы узнали, что всех тех, кто был приговорен к 25 годам заключения, увезли в неизвестном направлении. В числе этих людей был и Бауэр. Вскоре наступил и наш час. Надзиратель назвал наши фамилии, и мы в последний раз помылись в местной бане. Потом женщина-бухгалтер вручила нам переведенные из лагеря деньги. Мы сразу же поделили их поровну. Когда нас вели к воротам, я спросил надзирателя, где наши вещи. Тот потребовал от нас показать квитанции. Но поскольку нам не давали никаких квитанций, мы не могли их предъявить. Тогда надзиратель сказал, что в этом случае нам не вернут наши вещи. Конвоир, который должен был доставить нас до станции на зеленой «Минне», как называлось тюремное транспортное средство, уже ждал нас. Времени было мало, поскольку нас должны были посадить на поезд Севастополь – Москва, на котором нам предстояло добраться до Харькова. А поезд отправлялся по расписанию. Я ясно перевел надзирателю нашу решимость никуда не идти из тюрьмы без вещей, добавив, что мы предпочтем, чтобы нас пристрелили. Громко ругаясь, тот вышел и вскоре вернулся с нашими пожитками. Не хватало вещей Вольфа и Оскара. Я довел это до внимания тюремщика, но водитель повел себя как дурак, и нас грубо запихали в «Минну».

В Харьковской пересыльной тюрьме

Нашу скорейшую доставку на южный вокзал Запорожья обеспечивали шесть хорошо вооруженных милиционеров и служебная собака. Мимо, подобно призраку, промелькнуло правое здание завода «Коммунар». На вокзале для нас уже приготовили помещение. Похоже, этим людям хорошо был знаком порядок отправки, поскольку, как только нас повели вдоль перрона, они немедленно выстроились по сторонам. Быстрым шагом по трое мы проследовали к поезду, который уже стоял у платформы, туда, где находился тюремный вагон. Там нас передали ответственному офицеру, и конвоиры из НКВД заперли нас в купе вместе с каким-то гражданским, которому предстоял о ехать вместе с нами. В том купе мы лежали в три яруса, как сардины в банке. К нашему огромному удивлению, в том же купе мы познакомились с еще одним осужденным военнопленным, который служил в войсках СС. Его звали Буттервек, и он, как и наш Менден, был родом из Фаллендара близ Кобленца. Прежде они не были знакомы, но этот мир похож на деревню.

Буттервек рассказал нам такую историю. Как военнопленный, он работал в обычном лагере в Никополе. Там он познакомился с украинской девушкой, которая влюбилась в него. Он воспользовался этим, чтобы бежать вместе с ней. Девушка где-то раздобыла несколько тысяч рублей, и при помощи этих денег они отправились сначала в Москву. Поскольку он был