Счастливые неудачники - Юрий Михайлович Оклянский

своих сограждан И. В. Сталин в известной речи 3 июля 1941 года, произнесенной по радио по поводу нападения фашистской Германии на СССР. Это были необычные и даже непредставимые прежде слова в устах абсолютного властителя и полубога. Поэтому они впечатались в сознание, мысленно повторялись миллионами, окрашивались самыми интимными красками в сердцах. В обращении «братья и сестры» современники чуяли запах пороха и вместе с мобилизующим боевым призывом слышали таившуюся в кавказском акценте приближающую к себе человеческую доверчивость, ласковые раскаты державного голоса великого «отца народов». Братья и сестры! Он так сказал! «Братьями и сестрами» сограждан назвал тот самый руководитель страны, который в другой раз, отмечая победу над врагом, их же поименовал «винтиками» и поднял исторический тост за самую главную, в его понятии, добродетель русского народа — долготерпение. Так что «братья и сестры» и «винтики» поневоле были для той эпохи в какой-то мере понятиями родственными, пересекающимися. И это, конечно, хорошо знал и не мог не учитывать при определении названия первого своего романа о войне Федор Абрамов.

Наконец, еще один важнейший смысл названия — буквальный. Братья и сестры — это, конечно же, семья Пряслиных, где шесть человек детей, братьев и сестер. История этой семьи. В первом романе четверо из них совсем еще малолетки, но затем каждый выходит на самостоятельное поприще. Семейная биография Пряслиных вбирает и фокусирует драматизм окружающей жизни, десятилетия истории северной деревни… А кроме того… В Пекашине каждый третий встречный если не брат, то братан, если не сестра, то сеструха (так на здешнем наречии называют двоюродных, а то и более дальних братьев и сестер), сват или кум. Все пекашинцы по-своему братья и сестры. (Вот вам и еще один смысл названия. Это — история пекашинцев.) Словом, многосмысленно это название. И не случайно вовсе Ф. Абрамов, именовавший вначале свою трилогию «Пряслины» (под этим заглавием она была отмечена Государственной премией СССР в 1975 году; тогда еще не было романа «Дом»), тетралогию все-таки назвал, как и первый роман, — «Братья и сестры».

После романа «Братья и сестры» нового и уже иного уровня правды о деревенской действительности прозаик достиг прежде всего в очерке «Вокруг да около» («Нева», 1963, № 1). Бывают события, которые оставляют незаживающий след в творческой биографии писателя. О чем бы он в дальнейшем ни писал, мысленно он так или иначе возвращается к ним, сопоставляет себя, нынешнего, своих теперешних героев, с тем, минувшим, но навсегда живым в сердце и памяти. Таким был небольшой, в три авторских листа, похожий на короткую повесть да впоследствии и названный повестью очерк «Вокруг да около».

На книжных его изданиях стоит посвящение: «Памяти брата Михаила, рядового колхозника». В обстановке действия легко угадываются приметы родных северных краев, а иногда и черточки лиц, которые столь хорошо знал автор; не только широкий, общественный, но и глубоко личный адрес имел он, этот очерк.

Многие корни ведут от него к знаменитому публицистическому выступлению Федора Абрамова конца 70-х годов — «Открытому письму землякам».

В очерке «Вокруг да около» с поразительным бесстрашием и откровенностью Абрамовым изображена изнанка половинчатых и сумасбродных хрущевских преобразований в деревне, долго еще продолжавших держать крестьянство в «беспаспортной» внеэкономической неволе.

…Герой очерка председатель колхоза Ананий Егорович с утра совершает очередной обход по деревне, пытаясь нарядить сельчан на заготовку сочных кормов в пору начавшейся «сенной погибели» — проливных дождей. Как и обычно, скликать, собрать, а точнее, выгнать на работу ему удается немногих.

Со многими и разными людьми сталкивается Ананий Егорович в тот суматошный день своего председательского обхода, и каждая встреча — это портрет, судьба или судьбы, размышления героя и автора. Особая главка в очерке. Из такого разнообразия лиц, характеров, жизненных положений, раздумий и складывается содержание произведения.

Все было не случайно в этом очерке, носившем как будто бы необязывающее название — «Вокруг да около». Начиная с сюжета — подворного председательского обхода на виду гибнущего в лугах сена.

Корова в личном хозяйстве северного крестьянина, где скудны почвы и не тороват приусадебный участок, — почти все. «Без коровы на сотки не проживешь», — говорят герои Абрамова. Корова же — это корма, сено. Тягчайшая из забот года. Сытая буренка, Зорька там или Ночка, до тех пор, покуда колхоз не давал другого обеспечения колхознику, как бы и воплощала наглядно терпимое сочетание общественного и личного интересов.

Драматический и даже трагический оборот принимала порой борьба за стог, за копну сена для своей коровы. Одной из горьких зарубок былого и стало авторское посвящение: «Памяти брата Михаила…» (того самого — «брата-отца»!).

«Брат Михаил… — вспоминал Ф. Абрамов. — Он был одним из самых… работящих колхозников, и все-таки… как ни надрывался, а прокормить сам себя и свою семью на колхозный трудодень не мог, и я многие годы, до самой смерти его, посылал ему деньги для уплаты налогов и займов».

Михаил Абрамов в послевоенные годы погиб из-за охапки сена. Фигура этого страдальца не раз вставала перед мысленным взором младшего брата. «Который раз уже, — записывал Ф. Абрамов в миниатюре из цикла „Трава-мурава“, — снится мне все один и тот же сон: с того света возвращается брат Михаил… Сено для него, мученика послевоенного лихолетья, было — все. Ведь он и умер-то оттого, что, вернувшись по весне из больницы, отправился трушничать, то есть собирать по оттаявшим дорогам сенную труху, и простудился». И вот сотни тысяч пудов этого сена бесполезно гниют на виду всей деревни, при полном безразличии ее обитателей…

Колхозное стадо, буренка, корма, сено… Сочетание личного и общественного интересов… Обращаясь в очерке «Вокруг да около» к обидам и тяготам в жизни деревни начала 60-х годов, писатель уже во внешнем сюжете развернул проблему самую обыденную, но так много в себя вбиравшую. Все сложно и просто, как сено.

Очерк «Вокруг да около» сыграл исключительную роль не только в духовном, но и литературном развитии писателя. Пожалуй, как нигде до тех пор, Ф. Абрамов до предела выразил тут свое тогдашнее стремление. По собственному слову: отрешаясь от соблазняющего книжного дурмана, «достичь голой» правды жизни, «выворачивания всех потрохов деревенского бытия». С благостной созерцательностью и искушениями книжной гладкописи был произведен жесткий расчет.

Несмотря на «проработочную бурю» — выражение А. Яшина, — под которую попал почти одновременно и собственный его очерк «Вологодская свадьба», опубликованный журналом «Новый мир» лишь за два месяца до очерка «Вокруг да около», новое произведение Ф. Абрамова, в глазах думающего читателя, выдвинуло его в число признанных лидеров прозы о современной деревне. Вскоре между обоими опальными авторами затевается переписка, а в августе