Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

В странных, иногда очень резких и быстрых выходках Настасьи Филипповны, которая тоже взяла вина и объявила, что сегодня вечером выпьет три бокала, в ее истерическом и беспредметном смехе, перемежающемся вдруг с молчаливою и даже угрюмою задумчивостью, трудно было и понять что-нибудь…Стали, наконец, замечать, что и она как бы ждет чего-то сама, часто посматривает на часы, становится нетерпеливою, рассеянною. <…>

– А не дать ли нам хозяйке покой?…

– Отнюдь нет, господа! Я именно прошу вас сидеть. Ваше присутствие особенно сегодня для меня необходимо, – настойчиво и значительно объявила вдруг Настасья Филипповна»[213].

Именно в этот дом пришел герой Достоевского князь Мышкин в тот самый вечер, когда Настасья Филипповна бросила в горящий камин пачку с целым состоянием в 100 тысяч рублей, добытую для нее отчаянным Рогожиным.

Достоевский неспроста поселил сюда свою эксцентричную героиню. В образе Настасьи Филипповны слились черты нескольких роковых женщин из жизни писателя. Одной из них была муза литературного Петербурга 1840-х Авдотья Панаева, жившая в этом доме, когда 25-летний Достоевский влюбился в нее.

Конечно, адреса героев Достоевского – лишь догадки читателей. Некоторые считают домом Настасьи Филипповны другое здание на пересечении Загородного с Разъезжей. Бесспорно, писателя вдохновлял именно этот уголок города, и в окна этого дома (тогда выглядевшего по-другому, т. к. он был позже надстроен) всматривался юный Достоевский, написав потом: «Вчера я в первый раз был у Панаева и, кажется, влюбился в жену его. Она умна и хорошенькая, вдобавок любезна и пряма донельзя»[214].

Застенчивый Достоевский, подобно князю Мышкину, приходил сюда любоваться эффектной и недоступной кокеткой Авдотьей, вызывая насмешки ее поклонников (главным из которых был Некрасов, вскоре переселившийся к Панаевым, зажившим в ménage à trois). Как и Настасья, растроганная чувствами князя, Панаева жалела Достоевского и снисходительно принимала его ухаживания. Страсть писателя к ослепительной брюнетке вылилась в черты несколько женских образов его будущих романов, хотя и продлилась всего 3 месяца: «Я был влюблен не на шутку в Панаеву, теперь проходит, а не знаю еще. Здоровье мое ужасно расстроено, я болен нервами и боюсь горячки или лихорадки нервической»[215].

Список источников

1. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала XX века. Под общ. ред. Б. М. Кирикова. – СПб. Пилигрим, 1996.

2. Достоевский Ф. Идиот. Текст произведения. Источник: Ф. М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 т. Л., Наука, 1988. Т. 6.

3. Панаева А. Я. Воспоминания // «Исторический вестник», 1889.

4. Письма Достоевского // http://dostoevskiy-lit.ru/dostoevskiy/pisma-dostoevskogo/index.htm

5. Слоним М. Три любви Достоевского. Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1953.

6. Фридлендер Г. М. Письма Достоевского // Письма 1832–1859. Л., 1985.

Обуховская больница (1784, Руска; надстроена в 1950)

Фонтанки наб., 106 / Загородный пр., 47 / Введенского канала ул., 1

«Целое утро в госпиталях – операции и перевязки, потом в покойницкой Обуховской больницы – изготовление препаратов для вечерних лекций.

Лишь только темнело (в Петербурге зимою между 3–4 час[ами]), бегу в трактир на углу Сенной и ем пироги с подливкой. Вечером, в 7, – опять в покойницкую и там до 9; оттуда позовут куда-нибудь на чай, и там до 12.Так изо дня в день. <…>

Лекции мои продолжались недель шесть.

Слушателями были, кроме врачей Обуховской больницы, сам Н. Ф. Арендт, не пропускавший, к моему удивлению, буквально ни одной лекции… Обстановка была самая жалкая.

Покойницкая Обуховской больницы состояла из одной небольшой комнаты, плохо вентилированной и довольно грязной. Освещение состояло из нескольких сальных свечей. Слушателей набиралось всегда более двадцати…На нескольких трупах [я] демонстрировал… положение частей какой-либо области и тут же делал на другом трупе все операции, производящиеся на этой области, с соблюдением требуемых хирургическою анатомиею правил. Этот наглядный способ особливо заинтересовал слушателей; он для всех них был нов, хотя почти все слушали курсы и в заграничных университетах.

Из чистокровных русских врачей никто не являлся на мой курс. И я читал по-немецки»[216].

Набережная реки Фонтанки, 106 / Загородный проспект,47 / улица Введенского канала, 1

Здесь, в старейшей городской Обуховской больнице, в середине XX века (тогда она была на 2-м этажа ниже), 26-летний и уже широко известный хирург Николай Пирогов, днями и ночами оперировал самых безнадежных больных, параллельно читая лекции по анатомии.

Ревностным слушателем молодого хирурга был самый популярный тогда в России врач – Николай Арендт, 50-летний лейб-медик Николая I, за 4 года до этого лечивший Лермонтова, а через год после – умирающего Пушкина.

Многие годы и Арендт, и Пирогов, будучи признанными светилами медицины и имея престижные должности в университетах и академиях, продолжали спасать жизни петербургского дна в этой больнице для бедняков.

Пока они оперировали реальных пациентов, в соседних палатах страдали их литературные собратья. Например, несчастный Левша: «…Подлекарь сказал городовому везти его в простонародную Обухвинскую больницу, где неведомого сословия всех умирать принимают. Тут велели расписку дать, а левшу до разборки на полу в коридор посадить»[217].

Теряет рассудок в этих стенах и одержимый секретом выигрышных карт Германн Пушкина: «Германн сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: „Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..“»[218]

Список источников

1. Арендт, Николай Федорович // Русский биографический словарь: в 25 томах. – СПб. – М., 1896–1918.

2. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала XX века. Под общ. ред. Б. М. Кирикова. – СПб. Пилигрим, 1996.

3. Лесков Н. С. Левша: Сказ о тульском косом Левше и о стальной блохе // Полное собрание сочинений Н. С. Лескова. – 3-е изд. – СПб: Типография А. Ф. Маркса, 1902. – Т. 4.

4. Нечаев А. А. Очерки по истории Обуховской больницы. Л., 1952.

5. Пирогов Н. И. Быть хирургом. Записки старого врача // Родина, 2018.

6. Пирогов, Николай Иванович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: в 86 т. (82 т. и 4 доп.). – СПб., 1890–1907.

7. Пушкин А. С. Пиковая дама // Библиотека для чтения. – 1834. – Т. 2.

8. Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник. – М.: Большая российская энциклопедия. Ред. коллегия: Белова Л. Н., Булдаков Г. Н., Дегтярев А. Я. и др. 1992.

Военная тюрьма одиночного заключения Морского ведомства (1876, Войницкий)

Академика Лебедева ул., 39

«Насупротив казармы поднималось… мрачно-кирпичное – цвета особого, тяжко закопченного питерского кирпича, кирпича его фабрик, его складов, его окраинных домов, – увенчанное некрасивыми надстройками большое сооружение. Его окна были забраны решетками, по окружающей его стене ходили часовые. Я знал: это – тюрьма; но самое значение слова отсутствовало