Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

Пэт (женой Рэда) в итальянском ресторане «Хилтона» в перерыве между двумя шоу Элвиса. Метрдотель подошел к нашему столику и сообщил, что Элвис просит меня подняться к нему в номер. Я помню, что мне сразу это показалось странным. Он почти никогда не возвращался в номер между концертами.

Удивленная, я поднялась в его номер, а когда вошла – обнаружила Элвиса на кровати; он явно ждал меня. Он схватил меня и насильно занялся со мной любовью. Это было неприятно, совсем не как наши занятия любовью раньше, и он говорил:

– Вот как настоящий мужчина любит свою женщину.

Это был не нежный и понимающий мужчина, которого я полюбила. Он был нетрезв, а после моего внутреннего развития и новых открытий он стал для меня чужим человеком.

Под мои сдавленные всхлипы Элвис встал и оделся на концерт. Чтобы сохранить наш брак, Элвис должен был бы разрушить искусственную стену, ограничивающую нас как партнеров. Слишком много было поводов для сомнений, слишком много вопросов без ответов. Ему было непросто смириться с ролью отца и мужа. И поскольку никто из нас не мог взглянуть правде в глаза и признать, что угрожает нашей семье, не оставалось никакой надежды.

Больнее всего было от того, что он не прислушивался ко мне как к женщине, а попытки к примирению предпринял слишком поздно – к тому моменту я уже взяла жизнь в свои руки.

Той ночью я не сомкнула глаз, скорбя по словам, которые готовилась ему сказать. Он был моей первой и единственной большой любовью. Я смотрела на него, вспоминая, сколько раз проводила пальцами по его губам, его носу, сколько раз запускала пальцы в его волосы – только когда он спал. А теперь я ждала, когда он проснется, ждала подходящего момента, если такой вообще мог наступить. К тому времени мы уже так редко бывали вместе, что я не могла предугадать, как он отреагирует на мои новости; намного проще было это представлять.

Это случилось чуть позже двух часов дня. Я уже встала и собирала вещи, когда Элвис проснулся и достаточно четко спросил:

– Куда ты собираешься?

– Мне нужно возвращаться.

– Уже? Сейчас так рано. Ты обычно не уезжаешь так рано.

– Ты прав, – согласилась я. – Но мне нужно вернуться. У меня есть дела. – Я немного помолчала. – Но сначала я должна кое-что тебе сказать. – Я перестала собирать вещи и посмотрела на него. – Наверное, это самое трудное, что мне когда-либо придется говорить. – Я снова замолчала, мне никак не удавалось выдавить из себя нужные слова. – Я ухожу.

Элвис сел на кровати и спросил:

– В смысле – уходишь?

За все годы нашего брака я ни разу не говорила, что уйду от него.

– Ухожу из нашего брака.

– Ты с ума сошла? У тебя есть все, что хочет любая женщина. Ты же не серьезно, Сатнин. Черт побери, – сказал он, его голос наполнялся печалью. – Поверить не могу. Хочешь сказать, я был таким слепым, что ничего не заметил? Я был так занят, что никак такого не ожидал.

– Мы живем раздельными жизнями.

Немного помолчав, он спросил:

– Ты уходишь к другому мужчине?

– Нет, я ухожу не к другому мужчине, а к моей собственной жизни. Я впервые нашла себя.

Он поднял на меня взгляд и молча смотрел, как я собираю вещи и застегиваю чемодан. Я попыталась пойти к двери, но не смогла совладать с собой и бросилась к нему в объятия. Мы прижались друг к другу, по нашим щекам стекали слезы.

– Мне надо идти, – сказала я. – Если не сделаю этого сейчас, то никогда не уйду.

Я оторвалась от него, схватила свой чемодан и направилась к выходу.

– Цилла, – позвал меня Элвис.

Я замерла статуей.

– Может, в другой раз, в другое время, – медленно сказал он.

– Может быть, – сказала я, оглядываясь на него. – Просто не сейчас.

И вышла из номера.

* * *

Моя поездка в Мемфис была неожиданной и короткой, и у меня была только одна цель – собрать вещи. Я не хотела проводить там много времени. Грейсленд был моим домом, и мне было тяжело со всеми прощаться. Прислуга, в большинстве своем нанятая мной, казалось, и без объяснений поняла, что я уезжаю навсегда. Никто не проронил ни слова, но все было сказано их глазами, полными слез.

Хвостик была в своей комнате, которая теперь находилась на первом этаже; она была в кресле-качалке, я опустилась у ее ног.

– О нет, – сказала она. – Только не говори этого, милая. Ты же не серьезно. – Но поняв, что я совершенно серьезно, она поспешила спросить: – Ты же будешь мне звонить, мы останемся на связи?

– Да, Хвостик. Для тебя я всегда буду рядом. И я буду приезжать в гости. Мы будем общаться, как и раньше, между нами ничего не изменится.

– Ты мне как родная, – сказала Хвостик. – Без тебя тут все будет по-другому. Бедняжки мои. Мне так жаль вас обоих.

Бабушка плакала, пытаясь понять, почему люди, которые любят друг друга, должны расставаться.

– Я пыталась ему объяснить, что нужно больше времени с вами проводить – с тобой и с малышкой.

– Здесь нет виноватых, бабушка. Такова жизнь. Мы все равно любим друг друга. И всегда будем любить.

– Я думаю, вы еще сойдетесь, милая, – сказала она, заламывая руки. – Видит бог, вы так любите друг друга.

Из окна бабушки открывался вид на зеленые пастбища: конь Солнце, старый сарай, бесконечные воспоминания о самом счастливом периоде в нашей жизни. Слава богу, это был прекрасный день; я терпеть не могла дождливые дни в Грейсленде – они напоминали мне об одиноких зимах, когда Элвис надолго уезжал.

На улице тепло светило солнце; я прошлась по участку, в последний раз взглянула на крыльцо, где мы с Элвисом когда-то сидели на ступеньках, мечтая о европейских каникулах, которые вернули бы нас на Гетештрассе, где мы познакомились. Окидывая взглядом газон и кольцевую подъездную дорожку, ведущую к Музыкальным воротам, у которых вечно толпились фанаты, я задумалась о том, вернусь ли я сюда. Я прошла мимо небольших ящиков, оставленных после фейерверков, и, оказавшись в гараже, провела рукой по блестящей поверхности одного из гоночных картов. Мне с трудом верилось, что это конец.

39

Я в зените актерской славы

Как и многие пары, мы прошли через тяжелый период, прежде чем полностью принять тот факт, что больше не будем вместе. Мы развелись девятого октября 1973 года.