Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла - Присцилла Пресли

Мы с Элвисом продолжали общаться, но не виделись последние несколько месяцев – это было сложное время, полное боли и напряжения, пока адвокаты пытались разобраться в деталях. В конце концов мы с Элвисом сами все решили. Мы оба были достаточно чуткими друг к другу и по-прежнему берегли чувства друг друга, поэтому знали, что нужно избегать обид, обвинений и тщетных попыток найти виноватого. В первую очередь мы думали о Лизе – мы решили разделить опеку над ней поровну. Мы были так близки, что Элвис так и не забрал свои копии свидетельства о разводе.

В сопровождении сестры Мишель я ждала его в суде Санта-Моники, Калифорния, а потом Элвис приехал и совершенно поразил меня своим видом. У него опухли руки и лицо, он сильно потел.

Мы с Верноном, Мишель и адвокатами прошли в зал суда. Элвис и я сели перед судьей и взялись за руки, а судья принялся разъяснять нам формальности бракоразводного процесса. Я почти ничего не слышала – настолько меня поразило состояние Элвиса; я поглаживала пальцами его опухшие руки.

Я подумала: знает ли новая девушка Элвиса, Линда Томпсон, сколько ему нужно любви и внимания?

– Сатнин, – прошептала я. – Она хорошо о тебе заботится? Следит за твоим весом, за твоей едой, ждет, чтобы ты первым уснул ночью?

Судья закончил свою речь. Моя мечта об идеальном союзе была окончательно разрушена. Надежда на идеальный брак, которая поглощала все мои мысли и силы с тех пор, как мне было четырнадцать, порушилась одним движением ручки по бумаге.

Чувствуя полное опустошение, я вместе с Мишель направилась к машине. Элвис, его отец, его адвокат и несколько людей из их команды пошли к его лимузину. Когда мы проходили мимо друг друга, я помахала ему рукой, а он мне подмигнул. Между нами навсегда остались это тепло, эта привязанность. Мы продолжали регулярно общаться, особенно по поводу Лизы – мы знали, что ей будет тяжело. Мы хотели показать ей, что она ни в коем случае не будет проводить меньше времени ни с мамой, ни с папой. Проводя время вместе, мы вели себя так, словно никогда и не расставались – нежно целовали друг друга, сидели рука об руку, а она – у нас на коленках, а когда мы были порознь, никогда ничего плохого не говорили друг о друге.

Лиза часто ездила к нему в гости в Лос-Анджелес и Мемфис. Он всегда говорил, что будет о ней заботиться, но из-за его образа жизни я не могла не волноваться. Когда она ездила к нему, я почти каждый вечер звонила узнать, как она себя чувствует. В Мемфисе был час ночи, когда я спросила Элвиса:

– Лиза приняла ванну? Она уже в кровати?

– Да, с ней все в порядке, – сказал он. – Она уже в кровати, давно спит.

Через несколько минут мне позвонила тетя Дельта и пожаловалась, что Лиза вовсе не в кровати и что она не хочет мыться. Я решила поговорить с Лизой, и она сказала мне:

– А папа хотел, чтобы я не ложилась.

Я тут же перезвонила Элвису и сказала:

– Ты сказал мне, что она уже спит.

– Да ладно тебе, пусть не ложится, – сказал он. – Ничего такого в этом нет.

Папа подносил ей все на серебряном блюдечке – буквально, – и это приводило к конфликтам, когда она возвращалась домой и сталкивалась с суровой реальностью. Мы постоянно спорили по поводу ее воспитания. «К черту эти ценности», – отшучивался Элвис. Но я знала, что Лизе жизненно необходимо иметь некие границы, но разве объяснишь это Элвису Пресли?

Шли месяцы; Линда Томпсон стала постоянной спутницей Элвиса, и, на мой взгляд, она хорошо справлялась со своими обязанностями. Он стал ездить в Аспен и на Гавайи, больше гулять – благодаря общительности Линды. Когда мы разговаривали, мне всегда казалось, что у него хорошее настроение.

Его актерская карьера застряла на мертвой точке, так что он сосредоточился на выступлениях в Вегасе и своих турне. Элвису было сложно видеть себя «сорокалетним мужиком, который трясется на сцене под Hound Dog». У него были другие амбиции. Он поговаривал о том, чтобы попробовать себя в качестве продюсера или даже режиссера, но так за это и не взялся.

Потом к нему поступило одно предложение. К нему обратились Барбра Стрейзанд и Джон Питерс, предлагая сыграть главную мужскую роль в новом ремейке фильма «Звезда родилась» с Барброй. Когда Элвис позвонил мне из Вегаса с этой новостью, я подумала, что он собирается принять это предложение. Он говорил об этом с заразительным энтузиазмом. Это был классический фильм – наконец-то возможность сыграть серьезную драматическую роль. Элвис был уверен, что может сыграть Нормана Мейна.

– Похоже, все уже решено, – сказал он. – Осталось только обсудить детали.

На деталях-то проект и потонул. Это был первый фильм Джона Питерса. Тот факт, что он должен был снимать этот фильм без опыта работы и без послужного списка, беспокоил Полковника Паркера. Другая проблема заключалась в том, что Элвис получил бы меньше денег, чем Барбра, – об этом Полковник и слышать не желал. От проекта отказались, и Элвис остался один, опечаленный утраченной возможностью.

Со временем стало очевидно, что Элвис запустил свое здоровье. Иногда его поведение было откровенно и намеренно саморазрушительным. Иногда он говорил: «После сорока я долго не проживу». Мы все иногда говорили нечто подобное, но для Элвиса эта мысль была глубокой, хронической. Глэдис умерла в сорок два, и он, как и Глэдис, хотел уйти раньше Вернона – Элвис чувствовал, что не выдержал бы такой утраты.

Периодически я узнавала, что он лег в больницу. Я обеспокоенно звонила ему, чтобы узнать:

– Что с тобой, все нормально?

– Да, – отвечал он, слегка посмеиваясь, чтобы показать мне, что это все шутка. – Маись должен отдохнуть, Сатнин.

Потом я поняла, что он ложился в больницу по той же причине, что и когда был в армии – для него был способ отдохнуть; ему нужно было уехать подальше от Грейсленда и от давления со всех сторон.

К 1976 году все уже были серьезно обеспокоены как психологическим состоянием Элвиса, так и его физическим здоровьем. Его лицо опухло, тело стало неестественно тяжелым. Чем больше людей пытались с ним это обсудить, тем больше он настаивал, что у него все хорошо.

Полковник уже начал переживать и из-за поведения Элвиса на сцене. Элвис стал забывать слова и полагаться на партитуру. Он странно себя вел, игнорировал зрителей и пел для своих музыкантов. Некоторые концерты отменили,