Русский Порт-Артур в 1904 году. История военной повседневности - Александр Владимирович Лысёв

японские солдаты отказались идти в атаку, несмотря на приказы и рукоприкладство своих офицеров. В результате генералом Ноги был отдан приказ начинавших бежать под русским огнем японцев расстреливать собственной шрапнелью. Последовавшая через два дня после этого сдача Порт-Артура оказалась для японцев настоящим подарком, в который верилось с трудом.

Как уже упоминалось, после каждого ожесточенного штурма Порт-Артура по взаимному согласию сторон устраивались короткие перемирия. В.А. Черемисов сообщал, что еще 3 августа 1904 г. в связи с японским предложением сдать крепость, пока шли переговоры, русские охотники ходили в японские окопы. При этом японцы «угощали их коньяком и галетами»[578]. 20 ноября 1904 г. произошла самая крупная в истории осады остановка боевых действий на всем сухопутном фронте Порт-Артура. На уборку трупов после боев за гору Высокую потребовался целый день. Делегация русских офицеров на нейтральной полосе была встречена японскими офицерами 11-й дивизии. Все они провели день за одним столом с выпивкой и закусками[579]. 29 ноября 1904 г. русские и японцы, отложив оружие, искали саблю одного из членов японского императорского дома, погибшего при очередном штурме. По воспоминаниям полковника В.И. Сейфуллина, поручику Карамышеву, нашедшему саблю и вернувшему ее японцам, было заявлено, что по окончании войны двери всех японских домов будут перед ним гостеприимно открыты[580]. Саблю у Карамышева японцы приняли, раскланявшись крайне почтительно. После подобных церемоний, как отмечал А.В. Шварц, с трудом укладывалось в голове, что «те же люди, которые так недавно мирно разговаривали между собой, снова стали непримиримыми врагами»[581].

Стороны возобновляли боевые действия после похорон убитых. Для опознания своих убитых в японской армии существовали специальные жетоны. Подобно армиям европейских государств, каждому японскому солдату выдавался такой жетон, где указывались его личные данные и номер воинской части. Английский наблюдатель Э.А. Бартлетт описывал достаточно непривычный для европейца порядок действий японцев со своими покойниками: «Как только удавалось установить чью-либо личность, врачи вырезывали у каждого трупа “Адамово яблоко” для отправки его в Японию родным убитого»[582].

Впрочем, как признавал священник о. А. Холмогоров, при Порт-Артуре «деликатность в отношениях началась уже в конце осады»[583]. Тогда же всплески ярости чередовались с апатией к ведению войны как у осажденных, так и у осаждающих. В большинстве случаев осада носила жестокий и кровопролитный характер. Проявления рыцарского кодекса чести случались лишь эпизодически на ее последних этапах. Тем не менее, общение противников не только на языке оружия можно назвать еще одной особенностью позиционного быта при Порт-Артуре. Эти же проявления характерны и для долговременных противостояний на одном месте в Маньчжурии. Когда русская армия в начале лета 1905 г. отступила на Сыпингайские позиции, боевые действия практически остановились. Хотя до Портсмутского мира, завершившего Русско-японскую войну, оставалось еще целое военное лето.

Выявленные выше бытовые аспекты жизни на передовой позволяют взглянуть на фронтовиков не как на орудие военных действий, но как на обычных людей – солдат и офицеров, оказавшихся в экстремальных условиях и сумевших приспособить под них свое повседневное существование.

Глава 7

Русский бытовой жаргон японской войны

В истории войны существует особая область, изучение которой позволяет лучше понять и прочувствовать, какими языковыми категориями пользовались ее участники. Это область военного лексикона. Того лексикона, который нельзя найти в приказах и циркулярах, но который употреблялся в военном быту в большей или в меньшей степени на всех уровнях – от нижнего чина до высшего командного состава. Эта своеобразная терминология представляет собой целый конгломерат слов и выражений. Многие из них ведут свою историю от предыдущих кампаний. Значительная их часть была порождена Русско-японской войной. В этом первом для России крупном столкновении новых видов техники и вооружений вошли в обиход многие определения, употреблявшиеся впоследствии и в Первую мировую войну. (Например, «чемоданы» – тяжелые снаряды.)

В этой связи интерес представляют окопная жизнь русских войск в Маньчжурии и история осады крепости Порт-Артур. Не секрет, что существуют различия между морским и сухопутным военным лексиконом. Существуют и различия в высказывании жаргонных сентенций в зависимости от чина и круга, к которым принадлежал человек, употреблявший то или иное выражение. Тем не менее, наряду с корпоративными особенностями лексикон фронтовиков содержал в себе признаки общности многих выражений. Они были одинаковы как для солдат и матросов, так и для их офицеров. Этому способствовали боевые действия на отдельном Маньчжурском театре боевых действий, а для Квантунского полуострова боевые действия в ограниченном географическом пространстве. В Порт-Артуре на городской жаргон повлияло участие моряков в обороне крепости с моря и с суши. Вообще, изменения, которые принесла в бытовой лексикон армии, гарнизона Порт-Артура и действующего флота война, оказались очень значительными. Разумеется, корпоративность отдельных морских и военных каст сохранялась, но тесное общение людей, принадлежавших к разным родам оружия, к числу гражданских лиц, насыщенность событиями позволяют говорить о специфике бытового языка на полях Маньчжурии и в Порт-Артуре военного времени. Поскольку все эти люди принадлежат одной эпохе, многие термины характерны для военного лексикона Русско-японской войны и духа того времени в целом. Особо широкое употребление имел военно-морской лексикон, поскольку база главных сил флота Тихого океана была еще и сухопутной крепостью, а также крупным русским городом на арендованной у Китая территории.

Многие солдаты гарнизона и моряки эскадры принимали участие в подавлении боксерского восстания в Китае, были награждены орденами и медалями. О таких старых своих сослуживцах в офицерской среде говорилось: «Вместе охотились за орденами»[584]. Отношение к знакам отличия, полученным за «китайские дела», было весьма скептическим. Такие награды продолжали называть «темляками» или «клюквой» (последнее относилось к ордену Св. Анны). Нижние же чины именовали эти кресты просто «ненастоящими»[585]. Во многом это определялось отношением к азиатам как к противникам, недостойным европейцев. Причем до 1904 г. подобным образом воспринимали в бытовом сознании как китайцев, так и японцев. Относительно японцев всеобщую известность приобрело определение императора Александра III, брошенное им после инцидента в городе Отсу, когда на наследника Николая Александровича было совершено покушение японским полицейским. С тех пор японцев стали презрительно именовать «макаками». На русском Дальнем Востоке подобрали для них целый ряд эпитетов: «вооруженные малютки»[586], «люди в коротких кофтах»[587] (по детали национального костюма). Пренебрежительно звучало название «культуртрегеры Дальнего Востока» (немецкие газеты именовали японцев носителями культуры в Дальневосточном регионе)[588]. Некоторые без обиняков заявляли, что японцы сплошь «дикари, поверхностная культура»[589]. И уж,

разумеется, общим для всех азиатов было словечко «косоглазые»[590]. Когда же в 1904 г. разразилась война