Выжившая. Дневник девушки из Варшавского гетто - Мириам Ваттенберг

бойцы были обречены на гибель в огне. Тех, кому чудом удавалось выйти, нацистские охранники расстреливали за стенами гетто. Стрельба также привела ко множеству жертв среди польского населения на арийской стороне, примыкающей к стенам гетто.

Улицы гетто превратились в ад. Осколки разрывались в воздухе, а град пуль был настолько плотным, что попадал в любого, кто высовывал голову из окна. Немцы использовали больше огневой мощи во время битвы за гетто, чем во время осады Варшавы. Были полностью разрушены улицы Налевки, Новолипье, Францишка, Кармелицкая, Смоча, Милая, Низкая, Геся и площадь Мурановского. На этих улицах не осталось ни одного дома. Даже голые стены сгоревших домов позже взорвали динамитом. В течение многих ночей огонь гетто был виден на многие мили вокруг Варшавы. «Когда мы вышли из Павяка, – рассказал нам через окно отеля «Провиденс» один из вновь прибывших интернированных, – мы увидели огромную гору огня, а дома на улице Дзельная сотрясались от взрывов».

Многие евреи, прятавшиеся в специально построенных подвалах, погибли в огне и дыму. Один еврей, которому удалось бежать во время боя, рассказал, что охранники СС вытаскивали женщин и детей (прятавшихся в канализации) за волосы и расстреливали их. Они прочесывали более глубокие канализационные трубы пулеметным огнем и во многих случаях закачивали туда ядовитый газ.

Под гетто находится сеть тайных коридоров и тоннелей. Похоже, немцы знали об этом факте и взорвали все подвалы динамитом. Тысячи людей, мужчин, женщин и детей, юношей и девушек, укрывшихся там, сражались до последнего вздоха.

Даже немцы были поражены героическим сопротивлением защитников гетто. Они не могли понять, откуда эти измученные голодом люди черпали столько мужества и сил в борьбе за последнюю цитадель польского еврейства.

Из бывшего Маленького гетто, где располагались фабрики Тебенса и Шульца, а также несколько более мелких мастерских, последних евреев выселили силой.

Среди вновь прибывших интернированных, находящихся в отеле «Провиденс», есть Эста Х., моя хорошая знакомая из Лодзи. Она рассказала мне из своего окна о трагических ситуациях, которые ей пришлось пережить, прежде чем ее наконец интернировали в Павяк. Она работала у Тебенса и находилась на фабрике, когда немцы начали вывозить рабочих в Травники. В то время уже началась битва за гетто.

«Нас загнали во двор, – рассказывала она. – Я пребывала в состоянии полной паники и думала, что нас немедленно расстреляют. Когда я спустилась вниз, вооруженные немцы окружили большое количество рабочих. Со всех сторон доносились звуки стрельбы и взрывов, тряслись оконные стекла завода. Когда нас всех собрали во дворе, гитлеровцы приказали нам встать к стене и поднять руки. Мужчины, находящиеся среди нас, повторяли молитвы, и я горько сожалела, что не знаю ни одной. Но я своими словами молилась о быстрой смерти.

Евреи, обнаруженные солдатами СС в укрытии во время восстания в Варшавском гетто. Апрель-май 1943 года

Однако судьба пощадила меня. Через некоторое время во двор прибыл высокопоставленный немец и приказал, чтобы нас отправили на Умшлагплац. Я думала, это означает в Треблинку. Я находилась в полном оцепенении и очнулась только в товарном вагоне, где меня сдавила плотная масса людей. Все это время я даже не замечала, что рядом со мной ехал мой муж. Я ужасно хотела пить. На какой-то станции, где поезд надолго остановился, он купил бутылку воды у одного из украинских охранников, которые нас провожали. Он заплатил за нее сто пятьдесят злотых. Эти украинские охранники нажили целое состояние во время той поездки. Они брали шестьсот злотых за маленькую буханку хлеба. Постепенно мы поняли, что поезд движется не в направлении Треблинки; после двенадцатичасового пути мы прибыли в Травники.

Этот лагерь занимает очень маленькую территорию. Нас поселили в старом сарае. Не было ни воды, ни уборных. Только некоторым из нас дали соломенные мешки, остальные лежали на голой земле. На следующий день трое депортированных заболели сыпным тифом, и число больных начало увеличиваться день ото дня. Их не отделяли от остальных. Каждый день в шесть нас будили, чтобы мы шли на работу; в шесть вечера мы, совершенно обессиленные, возвращались в свой сарай. Еды, которую нам давали, было как раз достаточно, чтобы поддерживать в нас жизнь. Ближайшая деревня находилась в нескольких милях, но никто не решался выскользнуть из лагеря за продуктами, потому что вокруг нас ощетинились штыки литовской и латышской стражи.

Но даже в этом лагере были контрабандисты. Каждый день, идя на работу, мы встречали крестьян с фруктами и хлебом, которые пытались продать что-то рабочим. Иногда нам удавалось таким образом добыть продовольствие, но в нескольких случаях украинцы расстреливали и крестьянина, и евреев, пытавшихся купить у него продукты. Однажды нееврей из близлежащей деревни бросил кусок хлеба через колючую проволоку еврейскому мальчику лет двенадцати. С сияющим от радости лицом мальчик взял хлеб и стал его есть. В этот момент к мальчику подбежал украинский охранник с ближайшего поста и одним ударом выбил хлеб из его рук. Затем он начал бить бедного ребенка прикладом ружья. Он продолжал бить его, даже когда тот лежал на земле. Он забил его насмерть.

Я чуть не сошла с ума. Другие люди тоже наблюдали эту сцену в полной беспомощности.

Однако нескольким людям удалось сбежать. Однажды поздно ночью группа партизан напала на наш лагерь, разоружила охрану и освободила несколько десятков интернированных. Некоторые украинские охранники даже присоединились к партизанам и помогали разоружать других охранников. Были также случаи, когда охранники убегали из лагеря, чтобы вступить в подпольные группы.

Возле Травников, в лесу, находится братская могила нескольких тысяч военнопленных. Их ранее интернировали в наш лагерь. Об этой братской могиле знают все крестьяне окрестных деревень, так как они стали свидетелями расстрела немцами русских военнопленных и были вынуждены копать эту огромную могилу.

Не знаю, сколько бы я это выдержала, – заключила Эста, – но, к счастью, через несколько недель мы получили заграничные паспорта, и с этого момента все пошло хорошо. Нас отправили в штаб-квартиру гестапо в Варшаве, затем мы провели три дня в отеле «Рояль» вместе с большой группой интернированных из южноамериканских республик. Наконец нас доставили в Виттель с последней партией интернированных Павяка. Но я не могу радоваться, потому что мои родители все еще находятся в Травниках. В Варшаву недавно прибыло множество документов, подобных нашим. Но большинство людей, которым их отправили, давно умерли, в Треблинке или во время битвы в гетто».

Битва за гетто длилась пять недель. Его изможденные, измученные защитники героически сражались с мощной нацистской военной машиной.