Мелодия огня и ветра. Том 1 - Акили

Рядом с Аилань рухнул солдат с пронзённым стрелой глазом. Аилань вскрикнула. Тут её кто-то больно схватил за локоть, и она в страхе дёрнулась.

— Дура, чего тут стоишь?! Ждёшь, когда тебя выпотрошат, как свинью? — гаркнул на неё Гален и потащил назад в тыл, бормоча под нос: — Если ты тут помрёшь, отец меня на костёр отправит.

Гален был зол, как знойная пустыня. Только он почувствовал перевес в битве, как Шуйфен задавил его грубой силой. Нужен переломный момент, и у Галена уже был план.

Он привёл Аилань к военному штабу, где уже вовсю распоряжалась Ейлин. Музыканты по её команде пускали во врага огненные шары и стрелы. Когда она увидел Аилань, то тихо хмыкнула.

— Когда я отведу солдат, создаём барьер. Ейлин, сосредоточься и играй нормально, а не как в прошлый раз. — Ейлин обиженно закатила глаза. — Ты, — Гален обратился к Аилань. — Дуй своим ветром изо всех сил, если не хочешь, чтобы нас тут всех порешили.

Аилань беспомощно кивнула. Локоть всё ещё болел от железной хватки Галена, но она крепче сжала флейту. Шум и крики вокруг пугали её. Нос щекотал душный воздух, напоенный кровью. Колени подкашивались. Аилань хотелось убежать и забиться в какой-нибудь тёмный уголок, чтобы переждать бурю, но ей не дадут скрыться. Перед Виетой она сдержала слёзы и убеждала её и себя, что всё будет в порядке. Но как это может быть порядком?

Аилань не смотрела на сражение и вместо этого уставилась в землю. Но с холма поле боя просматривалось безупречно, и когда Гален махнул Ейлин, та скомандовала всем остальным. Трубы запели степенный, могучий, как скалы, мотив. Из-за разных инструментов мелодия получилась объёмной и глубокой, словно жерло вулкана.

Аилань даже издалека почувствовала, что под звуки труб впереди поднимается жар. Словно из самой земли выросла огненная стена, разделив поле боя на две половины. Но разве это остановит?

— Твоя очередь, — бросила рядом Ейлин и ткнула Аилань локтем. — Покажи, за что тебя так ценит отец. Или что, слабачка?

— Но разве за той стеной ещё не сражаются наши? Гален отвёл не всех.

— Какая разница! — раздражённо фыркнула Ейлин. — Всё равно они уже по ту сторону стены. Играй!

Аилань поднесла к губам флейту. Раздалась красивая переливчатая мелодия, и уже на четвёртой ноте из-за спины подуло горячим ветром. Огненная стена рывком выросла до небес. В закатном солнце горели облака. Повинуясь сильному ветру, стена начала крениться в сторону Шуйфена, поглощать голую землю, словно сухую траву. Огонь рос, рос, стелился по полю, заполнял собой всё, как лесной пожар — такой же уничтожающий.

Все, кто был с той стороны начали разбегаться. Одиночные струи воды гасли в огненном чудовище. Горела сама земля. Воздух заполнила вонь горящих трупов, а вскоре раздались и крики живых. Они бегали по полю, как факелы, пытались сбить пламя, но быстро падали и затихали.

А Аилань всё играла, играла, зажмурившись. Она звала ветер. И он ей отвечал, распространяя огонь быстрее пожара. Когда она чувствовала, что ветер уже улетел далеко, и его трудно контролировать, Аилань решилась открыть глаза и окаменела.

Перед ней разверзлась огненная бездна, и люди в ней кричали и корчились, а затем падали, воздевая руки. Но вместо голубых небес на них пастью смотрела огненная смерть. Аилань выронила флейту. С широко открытыми глазами она смотрела на ревущее и всепоглощающее пламя, и ей было трудно дышать. Вот как выглядит бездна, и Аилань уже в ней.

Она не сразу услышала, что, кроме предсмертных воплей, раздаются ещё крики — радостные. Воины Редаута смотрели на неё и восклицали: «Принцесса!» На лицах читалось одобрение, восхищение, восторг. Но чему они радуются?

— Эй! Это был мой план вообще-то! — выкрикнул Гален.

— Да-да, братец, ты молодец. — Ейлин скрестила руки на груди. — Пускай себе шумят. Главное, во дворце узнают, что всё это было твоим хитрым планом.

Шуйфен был разгромлен, понёс колоссальные потери и отброшен обратно к границе. Невидимой линией между ними стала безмолвная Железная крепость, где когда-то по вине Аилань впервые пролилась кровь. Теперь же этой крови на ней…

— Какая жалость, что тут был только Шуйфен, — расслабленно потянулся Гален. — Я ждал Сюнлина. Интересно, чего твой ветер стоит против его.

Аилань опустила взгляд и закусила губу. Больше всего она боялась, что увидит на другом конце поля Сюна, что пошлёт смертельный огонь прямо на него, что он пострадает или погибнет. А ещё… она боялась, что Сюн узнает… что увидит на другом конце поля её. О чём подумает? Как посмотрит на неё? Возненавидит? Почувствует себя преданным? Всё, чему Сюн учил её, Аилань сейчас использует, чтобы разжигать пламя войны.

Аилань не хотела больше задерживаться на том поле. При взгляде на почерневшие тела, на которых различались жилы и зубы раскрытых в безмолвном крике ртов, сердце Аилань разрывалось от холодеющей жалости и жгучей вины.

Она отправилась вместе с ранеными в столицу, лишь бы оказаться как можно дальше оттуда, оказаться дома. Но когда они прибыли, и перед ней выросла громада Обсидианового дворца, Аилань поняла, что не хотела возвращаться и сюда. И единственное, что могло её здесь удержать…

— Аилань! — Сестра тут же бросилась к ней и начала осматривать с ног до головы. — Ты не ранена?

— Виета… — Глаза Аилань наполнились слезами. — Я больше не хочу играть музыку. Никогда.

Глава 22. Испытание огнём у Столба Правосудия

— Отец, я больше не могу распалять огонь! Это слишком жестоко! Больно! Я не могу! Не стану!

Отчаянные слова раздавались в пустом тронном зале и громом возвращались обратно. Тёмные глаза внимательно смотрели на Аилань, и в них не отражалось ничего, кроме непроглядной бездны.

— Не станешь? — повторил спокойный и холодный, как металл, голос.

— Пожалуйста, не заставляйте меня. Если я прогневала вас, то отправьте меня в Железную крепость на месяц, на два, да хоть на год! Только прошу, отец-император, сжальтесь! Я боюсь сражений.

«Я боюсь огня».

В прошлый раз, когда Аилань перечила императору, то делала это нарочно, чтобы оказаться в тюрьме рядом с Сюном. Тогда её поступок казался ей невероятно храбрым, но сейчас Аилань дрожала. Те, кто был хоть немного знаком с императором, знали, что нельзя позволять ему понять свою слабость, своё нежелание что-то делать. Потому как именно это он делать и заставлял. Но сейчас в голове Аилань не было ни хитрости, ни расчёта,