Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

обозы от Перекопи поворотились назад»658, т. е. русское войско начало отступление еще прежде, чем дождались ответа от крымского хана. Похоже на то, что содержание ханского ответа не имело и не могло иметь никакого влияние на решение «генералиссимуса» отступить от Перекопа. Что касается вторичного приезда Кемана мурзы и его переговоров с Голицыным, то «о чем-де он, Кеман мурза, с князь Васильем Голицыным говорил – того-де он Веденихт не ведает, потому что-де он в то время не был, а был напереди обозу»659. Таким образом, генерал Змеёв заявил, что во втором акте переговоров с крымскими татарами он никакого участия не принимал, поскольку, находясь впереди отступающего войска, руководил его движением. Когда же он, Змеёв возвратился в штаб «генералиссимуса», то Голицын сообщал ему, как близкому другу и военному советнику, что «приезжал-де к нему Кеман мурза и говорил о миру на том же, что и в первом приезде говорил (т. е. подтвердить условия Бахчисарайского договора 1681 г.); и он-де князь Василей в том ему отказал, и впредь его в обоз пускать не велел»660. Генерал Змеёв, таким образом, изложил содержание и итоги вторичных переговоров Голицына с посланцем крымского хана, так как рассказал ему сам «генералиссимус», поскольку сам генерал на них не присутствовал.

По следующему вопросу, касавшемуся непосредственно переписки князя Голицына с крымским ханом через татарина Кармашку, генерал Змеёв заявил, что ничего по этому вопросу он «не ведает»661. Однако может сообщить лишь то, что письмо крымского хана к князю Голицыну в присутствии его, Змеёва, читал переводчик Посольского приказа Сулейман. Однако он, Змеёв, не может уверенно сказать, то ли это было письмо, о котором спрашивают следователи. К тому же, «что в том писме писано – того он не вразумел, потому что-де переводчик чел то писмо не знатно»662. Змеёв также сообщил, что перевод этого песьма был поручен тому же переводчику, но было ли это исполнено и где перевод этого письма, ему, Змеёву, то неизвестно. И вообще, все, что касается посылки к крымским татарам на переговоры ранее упоминавшихся Кармашки, Тинбаева, переводчиков Посольского приказа, ему, генерала Змеёву также не известно.

По самому щекотливому и опасному из обвинений, адресованных князю Голицыну и генералу Змеёву – получении «крымского золота» и посредничестве генерала в передаче его от крымчаков к Голицыну, генерал Змеёв заявил категорично: «А умыслу-де об измене князь Василья Голицына и о взятье золотых у хана крымского он ничего не ведает и не слыхал»663. И далее он добавил также, что «в Перекоп-де к хану и к иным ни к кому с столниками с князь Яковом да с князь Борисом Долгорукими он, Веденихт, ни по какой пересылке ни для чего не ездили, и с крымцы ни о чем не говаривал, и золотых в Перекопи и нигде у крымского хана ни в чем он не имал, и про иных ни про кого о взятье тех золотых не ведает и не слыхал»664.

Как ранее уже неоднократно указывалось, окольничий и генерал Змеёв, будучи 2-м заместителем «генералиссимуса» князя В.В. Голицына, фактически и являлся «главнокомандующим» русским войском. Отсюда проистекало другое важнейшее именно для него, Змеёва, персонально обвинение в решении отступать от Перекопа, не предприняв попытки взять его. Поэтому в перечне вопросов, обращенных следствием к окольничему и генералу В.А. Змеёву в начале ноября 1689 г., был и следующий: «Для чего они от Перекопа отошли, не чиня никакого воинского промыслу, и щиты пожечь велел ли?» Что касается «щитов», как ранее уже об этом говорилось и цитировалось, «изветчики» утверждали, что Змеёв приказал специально сжечь осадные щиты, чтобы не штурмовать. Так, генерала Змеёва обвиняли в преднамеренном вредительстве, направленном на то, чтобы мотивировать свой отказ от штурма Перекопа.

«А от Перекопи-де отступил князь Василий Голицын, – записано в протоколе ответа В.А. Змеёва на этот вопрос следствия 11 ноября 1689 г., – с совету всех товарыщей своих, бояр, и воевод и гетмана, также ротмистров и генералов, и полковников и всех чинов ратных людей для того, чтоб от безводицы и от бескормицы конских кормов ратных людей отвесть в целости»665. Далее, вновь возвращаясь к вопросу об отступлении от Перекопа и указывая основные причины этого отступления, поскольку именно это обстоятельство главным образом вменялось в вину В.А. Змеёву, как фактическому главнокомандующему русским войском, он на следствии отвечал, отчасти ссылаясь на цитированный выше фрагмент:

«А для чего-де, не учиняя промыслу, они от Перекопи отошли, о том у него сказано выше»666. Далее Змеёв дает более подробный комментарий своему объяснению причин отступления.

«А есть ли бы де чинить промысл и стоять под Перекопью, – как было записано в протоколе ответа Змеёва еа допросе, – хотя малое время, и ратных бы-де людей ни которыми мерами отвесть было в целости невозможно, потому что от безводицы и в конских кормах была нужда великая. А щитов-де для промыслу к Перекопи у них не было и жечь было не чего; а по приказу-де бояр и воевод изготовлен был у ратных людей хворост на пуки, и тот-де хворост посох; и как-де дошли до Перекопи, и тот хворост ратные люди пожгли или розметали, и по чьему велению или собою, – того он не ведает»667.

Как это вытекает из показаний В.А. Змеёва, «генералиссимусом» и им, Змеёвым, на военном совете с высшими командирами русского войска уже было принято решение об отступлении, еще до начала переговоров с крымским ханом. Русское войско начало отступление, прежде чем они дождались ответа от крымского хана668. Поэтому содержание ханского ответа не имело и не могло иметь никакого влияние на решение «генералиссимуса» отступить от Перекопа. Во «втором акте» переговоров с крымскими татарами Змеёв никакого участия не принимал, поскольку, находясь впереди отступающего войска, руководил его движением669 и потому что решение об отступлении уже было принято.

«А от Перекопи-де отступил князь Василий Голицын, – записано в протоколе ответа В.А. Змеёва на этот вопрос, – с совету всех товарыщей своих, бояр, и воевод и гетмана, также ротмистров и генералов, и полковников и всех чинов ратных людей, для того чтоб от безводицы и от бескормицы конских кормов ратных людей отвесть в целости»670.

Далее, более подробно комментируя свой ответ, генерал Змеёв пояснял: «А есть ли бы-де чинить промысл и стоять под Перекопью, хотя малое время, и ратных бы-де людей ни которыми мерами отвесть было в целости невозможно, потому что от безводицы и в конских кормах была нужда великая. А щитов-де для промыслу к Перекопи у них не было