Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

«И Кармашка-де им говорил, – продолжал свои показания Тинбаев, – “за тем-де дело не станет: будет-де вы против того писма отповеди не учините, и мы-де, по воле великаго Бога и по указу великих государей, вашу басурманскую землю в один день пройдем сквозь”»642. Иными словами, это была, можно сказать, «ритуальная» перебранка, показной обмен угрозами, за которыми, конечно же, должны были начаться переговоры.

«И они-де, татаровя, дали им писмо, – продолжал свидетель, – и они-де то писмо у них взяли и привезли к князь Василью Голицыну. И то-де писмо перед князь Васильем Голицыным чел Посолского приказу переводчик Сулейман. А в том-де писме написано: “на зачинающего-де Бог, битца-де ин битца, а миритца ин миритца”. А в то-де время, как то писмо чтено, были: Левонтей Неплюев, Веденихт Андреевич Змеёв, столник князь Яков Долгорукой»643. Допрашиваемый свидетель утверждал, что он не знал содержания письма, направленного князем Голицыным к крымскому хану, однако из цитированного выше ответа на его письмо можно полагать, что, скорее всего, в его письме содержались требования к крымскому хану принять те условия, на которых позднее настаивал русский главнокомандующий – отказа противника от ежегодной дани, взимаемой с России и отпуск пленных. В противном случае Голицын угрожал штурмом Перекопа и прорывом в Крым. Это был уже, несомненно, блеф со стороны русского командования. И крымский хан прекрасно понимал это, как и состояние огромного, но чрезвычайно изнуренного и в значительной мере утратившего свою боеспособность русского войска. Крымский хан не без оснований ожидал дальнейших уступок со стороны Голицына.

«И князь Василей Голицын того же часа, – в подтверждение сказанного сообщал Тинбаев, – послал их: Кармашку да тех же переводчиков, Петра Татаринова, да Полуехта Кучюмова, да его Ивашка Тимбаева, – а приказывал им: “Поезжайте-де не мешкав, – а то-де писмо – не в писмо: приехал бы де к нему, князь Василью, от хана знатной другой или третей человек для договору на чем мир положить”»644. Таким образом, по свидетельству Тинбаева, князь В.В. Голицын настаивал на продолжении переговоров и волей-неволей показал, что не готов категорично настаивать на своих требованиях.

«И они-де с тем к ним татаром ездили, – свидетельствовал Тинбаев, – и те-де его, князь Васильевы, слова сказывали. – И они-де, татаровя, им сказали: “За тем-де у хана их не станет: посоветовав-де с Батырь агою, тотчас к нему, князь Василью, пришлет, кого хан изволит”.

И они-де те слова ему, князь Василью, сказали. – И Кармашка-де ему, князь Василью, говорил: “Не держи-де меня, отпусти; я-де их стану посматривать, где они приедут”.

И поехал-де он, Кармашка, в свой полк к Василью Дмитрееву. И болши того он, Ивашка, с ним, Кармашком, с товарыщи к ним не ездил. – А то-де все вышеименованное дело делано было в день»645. Таким образом, свидетель Тинбаев утверждал, что ничего, кроме сказанного выше, ни он, ни «Кармашка» более не делали и никаких миссий по указанию князя Голицына к татарам не осуществляли. Далее Тинбаев перешел к рассказу о следующем этапе переговоров князя Голицына с представителем крымского хана.

«И того же числа в вечеру, часы в отдачю, или час ночи, – сообщал свидетель, – на уреченное место, не доезжая от Перекопи вышеименованного кургана, приехал из Крыма Кеман мурза Сулешев; а о приезде его кто князь Василью Голицыну сказал, – про то он не ведает. А князь Василей Голицын к нему, Кеману мурзе Сулешеву, на встречю послал царедворцев; а кого имяны и много ль человек, – того он не упомнит; толко в том же числе посылан был Андрей Борисов сын Змеёв; а что им приказывал делать, – того он не ведает же. Толко, приехав от него, Кемана мурзы, Андрей Змеёв сказывал князь Василью Голицыну, что его он, Кеман, подарил – гнездо стрел, и говорил ему, князь Василью, он Андрей Змеёв: “Кеман де мурза Сулешев говорит, чтоб прислать к нему кого знатного человека, кому б вместо его быть в оманатах, и чтоб его из товарищев его, князь Васильевых, кто встретил, с кем бы было ему в обоз приехать”. И князь Василей-де Голицын к нему, к Кеману, послал на встречю боярина Алексея Семеновича Шеина товарыща его, столника князь Федора княж Юрьева сына Борятинского. И он-де к нему, Кеману, на встречу ездил, а в оманатех вместо его, Кемана, оставлен был Илья Змеёв, да астраханский татарин Кармашка. А с князь Федором-де Борятинским ездили переводчики, Петр Татаринов да Полуехт Кучюмов»646.

Из всего сообщенного Тинбаевым в данном фрагменте его показаний никаких изменнических действий князя Голицына и его ближайшего окружения не наблюдалось. Однако интересно, что в качестве ближайших доверенных лиц князя Голицына оказываются племянник генерала В.А. Змеёва, Андрей Борисович Змеёв, встречавший ханского посланца, и брат генерала Змеёва, рейтарский полковник Илья Андреевич Змеёв – «знатный человек», которого татары приняли в качестве заложника, который, благодаря своему положению близкого родственника генерала Змеёва, близкого друга, заместителя Голицына и его конфидента, своим «заложничеством» вполне мог гарантировать безопасность их посланца, мурзы Кемана Сулешева.

«А взял-де Кемана князь Федор Борятинский, – сообщал далее Тинбаев, – привел в обоз к князь Василью Голицыну; а бояря-де и воеводы Болшаго и Сходных полков: Алексей Семенович Шеин, Борис Петрович Шереметев, князь Володимер Дмитриевич Долгоруково, Левонтей Неплюеув, Веденихт Андреевич Змеёв и товарыщи Болшаго полка и Сходных бояр и воевод все, да гетман Иван Степанович Мазепа»647. Таким образом, переговоры с представителем крымского хана князь Голицын вел в присутствии перечисленных выше лиц, т. е. членов своего «военного совета» – главных командиров русского войска. Однако далее Тинбаев заявлял, что о содержании самих переговоров он сказать ничего не может.

«…И что-де он, Кеман мурза Сулешев, говорил, – сообщал свидетель, – того он не ведает для того, что его выслали»648. Однако Тинбаев намекает на то, что о содержании переговоров рассказать могут другие лица. «А переводил-де те его, Кемановы, слова Посолского приказу переводчик Сулейман, – начал их перечислять Тинбаев, – а переводчики же де Петр Татаринов и Полуехт Кучюмов были тут же. И был-де он у них, бояр и воевод часа с три, и отпустили-де по-прежнему. А провожали-де его князь Федор Борятинский да Андрей Змеёв с товарыщи; а с Левонтием де Неплюевым он, Кеман мурза, видались, и называл его, Левонтья, кардашем, а по-русски братом. А то-де все делалось ночью. И по утру-де, в другом часу дни, поворотились они обозами от Перекопи назад; и он-де, Кеман, приехал к князь Василью Голицыну в оббоз; а в оманатех-де, вместо его, оставлен был Федор Стремоухов. И