Первый русский генерал Венедикт Змеёв. Начало российской регулярной армии - Сергей Тимофеевич Минаков

как-де он, Кеман, в обоз649 приехал, и он-де князь Василей ему, Кеману Сулешеву, говорил: “Что-де ты против вчерашних слов от хана вестей привез?” – И он-де, Кеман мурза, ему, князь Василью, сказал: “Полоняников-де назад отдать невозможно для того, что многие босурманились, и тем-де они сыты бывают, и подданным-де хану писатца невозможно, – и впредь-де писать не будет; а о дани ж, которую преж давали, чтоб и ныне давать”. – И князь Василей-де Голицын ему сказал: “Коли-де ты ныне ничего не сделал, и впредь-де ты со мною не съезжайся”. – И говорил ему, князь Василью, Кеман Сулешев: “Куды-де едешь, аль-де ты назад поворотился?” – И он-де, князь Василей ему сказал: “Поворотился-де он для конских кормов”. И он-де, Кеман, поехал в полки к себе, по прежнему. А болши того ничего он, Ивашка, не ведает»650.

Поскольку следствию ничего компрометирующего князя Голицына, уличающего его в каких-либо изменнических действиях, в принятии подкупа со стороны крымского хана, не удалось добиться от указанных свидетелей, от Тинбаева, «Кармашки», переводчиков Посольского приказа, следствие решило допросить друга князя Голицына, его заместителя, фактически командовавшего русским войском, и самого близкого доверенного человека «генералиссимуса», чье имя фигурировало в качестве посредника в тайном сговоре крымского хана с князем Голицыным, через которого, якобы, и были переданы последнему бочки с золотом – генерала В.А. Змеёва.

Однако на допросе 11 ноября 1689 г. в Костроме, В.А. Змеёв заявил, что он ничего не знает о направлении князем Голицыным своих доверенных лиц Тинбаева, Кармашки, переводчика Посольского приказа П. Татаринова и толмача П. Кучюмова к татарам для начала переговоров, равно как и о содержании голицынских писем, посланных крымским татарам.

Змеёв пояснял свое неведение в этом вопросе тем, что «как-де князь Василей Голицын с полками пришли под Перекоп и того же де дня, перед вечером, посылал его, Веденихта, князь Василей Голицын к гетману к Ивану Степановичу Мазепе»651. Иными словами, в то время, когда князь Голицын направлял перечисленных выше своих людей и переводчиков к крымским татарам для начала переговоров, он, генерал Змеёв, уже отправился по распоряжению Голицына к гетману Мазепе.

Голицын «велел ему (Мазепе) сказать, – объяснял В.А. Змеёв цель своей поездки к гетману, – что мыслят-де бояре и воеводы от безкормицы и безводицы от Перекопа отступить и поворотиться назад, и спросить у него гетмана: нет ли у казаков от безводицы каких слов? – И он-де, Веденихт, едучи к гетману, заехал к боярину Алексею Семеновичу Шеину, да к столнику князь Якову Долгоруково, как они за обозом осматривали место, где поворотитца обозом от Перекопи»652. Следовательно, как это вытекает из показаний В.А. Змеёва, «генералиссимусом» и им, Змеёвым, на военном совете с высшими командирами русского войска уже было принято решение об отступлении, еще до начала переговоров с крымским ханом. Поэтому-то А.С. Шеин и Я.Ф. Долгоруков, уже получив распоряжение главнокомандующего, начали перестраивать все русское войско для отступления от Перекопа. Именно в это время, по словам Змеёва, «приехал к ним из обозу столник князь Федор Борятинской»653 и сообщил им, что князь Голицын послал его на встречу Кемана мурзы Сулешева, прибывшего в расположение русских войск для переговоров о мире. Однако Змеёв заявил, что он не знал и не знает, прибыл ли Кеман мурза по собственной воле или по чьему-либо приглашению. После этого боярин А.С. Шеин поехал к Голицыну, а перед его отъездом в ставку «генералиссимуса» они трое, т. е. В.А. Змеёва, А.С. Шеин и Я.Ф. Долгоруков, договорились о том, чтобы «говорить-де было князь Василью, чтоб Кемана мурзы в обоз не имать»654. Что делали далее Шеин и Долгоруков, как заявил Змеёв, «того он не усмотрел», поскольку «он-де Веденихт поехал к гетману и о вышеописанном деле, о чем ему приказал князь Василей, ему гетману сказал, и о черкасах его, гетмана, спрашивал. И гетман-де ему сказал: “От безкормицы черкасы скучают-де гораздо, а измены-де от них не чаять”»655. Иными словами, В.А. Змеёв утверждал, что, во-первых, он никакого отношения к приглашению и к встрече Кемана мурзы не имел, а во-вторых, лишний раз указал на то, что бедственное положение с кормом для лошадей и отсутствием воды испытывали не только собственно русские войска, но и украинские полки Мазепы. Поэтому решение об отступлении поддерживал и гетман.

После изложенного выше «от гетмана-де приехал он, Веденихт, в обоз к князь Василью Голицыну», у которого в это время находился уже боярин А.С. Шеин. «И того же числа, – продолжал свои показания В.А. Змеёв, – часу в другом ночи, приехал в обоз ко князю Василью Голицыну столник князь Федор Борятинский, а с ним Кеман мурза Сулешев, и пришли-де в намет (т. е. в шатер); а у него-де князь Василья в то время были бояря и воеводы, товарыщи его», т. е. высшие командиры русского войска, заместители «генералиссимуса». Однако Змеёв признался, что не может утверждать, все ли они в полном составе там были.

Переговоры начались, по признанию окольничего и генерала В.А. Змеёва, с упреков собравшихся посланцу хана в нарушении прежних мирных договоренностей. Кеман мурза никак не реагировал на эти упреки, но «говорил им бояром и воеводам о миру, чтоб миру быть по договором Василья Тяпкина»656, т. е. подтвердить статьи Бахчисарайского мирного договора, заключенного В. Тяпкиным в 1681 г. И именно на этих переговорах, по свидетельству В.А. Змеёва, который также принимал в них участие, «бояря-де и воеводы в том ему, Кеману, отказали, потому что-де тот мир великим государем не годен, а быть бы миру на том, чтоб крымским и нагайским людем великих государей на украинные, великороссийские и малороссийские городы войною не ходить и дани не имать, и полоняников всех уволить, также бы и на полского короля войною не ходить же»657. Иными словами, основными условиями нового мира, предложенными русской стороной, должно было быть прекращение крымско-татарских и нагайских набегов на русские, украинские и польские земли, отказ от ежегодной дани, предусмотренной Бахчисарайским договором, и отпуск на волю всех русских пленных. Собственно говоря, в указанных положениях и заключалась политическая цель Крымского похода.

После этого, по показаниям Змеёва, Кеман мурза пообещал довести перечисленные выше требования до сведения крымского хана, с ответом которого на эти русские требования обещал возвратиться. Генерал Змеёв подтвердил также, что действительно, пока Кеман мурза находился в расположении русских войск, в штабе «генералиссимуса» Голицына, в заложниках у крымских татар находился брат генерала Змеёва – рейтарский полковник И.А. Змеёв.

Далее, как показывал генерал Змеёв, «назавтрее-де того числа, как был у них Кеман мурза, бояре и воеводы с