Жизнь в белых перчатках - Керри Махер

Как раз в тот момент, когда она в который раз посмотрела на часы, собираясь сказать, что с нее довольно, вошел князь Ренье. Протягивая руку, он устремился к ней с искренним смущением и раскаянием на лице и заговорил еще во время рукопожатия:

— Я прошу прощения, мисс Келли, мне страшно неловко. Я целый час пытался вырваться, но… — Он покачал головой. — Не буду утомлять вас деталями, тем более что у вас осталось так мало времени до отъезда. Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения и позвольте вас сопровождать.

Его искреннее сожаление было таким неожиданным, что застало Грейс врасплох. А голос у князя оказался музыкальным, многоуровневым, как хорошо настроенная виолончель, да еще и с британским прононсом — чего она тоже не ожидала, предполагая, что у Ренье французское произношение. Обезоруженная и слегка растерянная, она ответила:

— Спасибо, ваше высочество. — Ее проинструктировали, что к князю нужно обращаться именно так. Одновременно она склонила голову и присела в книксене, который наверняка одобрили бы монахини ее детства, и услышала, как вокруг защелкали фотоаппараты. — Буду очень рада.

— Какое облегчение! Очень вам благодарен, мисс Келли. И пожалуйста, зовите меня Ренье.

— Пожалуйста, зовите меня Грейс, — проговорила она в ответ и подумала: «Как странно звать князя по имени».

Он с улыбкой кивнул, предлагая взять его под руку. Грейс продела ладонь ему под локоть и поняла, что в своих туфлях на каблуках чуть выше его — или, может быть, в лучшем случае такого же роста. Кто-нибудь должен был предупредить, чтобы она надела обувь на плоской подошве! Не день, а сплошное бедствие, если говорить о внешнем виде. Впрочем, князя это не касалось — в своем темном костюме с пастельным галстуком и в солнечных очках он выглядел свежим и бодрым. В Монако определенно никто не бастовал! Грейс только хотелось бы, чтобы у него не было этих тонких усиков, слишком уж напоминавших ей об Олеге.

— У вас просто чудесный сад, — похвалила она, надеясь, что этот комплимент убедит князя в отсутствии обиде ее стороны.

— Рад, что он вам понравился, — ответил Ренье.

Грейс уловила в его голосе нервозный пыл. — Вы были на стене? Там тоже растут прелестные цветы.

Грейс покачала головой, и князь немедленно повел ее из мрачного тронного зала в украшенную разноцветными фресками галерею Геракла, которая сейчас, на второй взгляд, показалась ей довольно симпатичной. Они спустились по роскошной подковообразной лестнице и оказались во внутреннем дворе.

— Должен признаться, — сказал князь на ухо Грейс, — я не люблю сам дворец как таковой. Он слишком темный, и у меня с ним связаны не лучшие воспоминания. А вот его земли я люблю. Солнце — самое главное достояние Монако, и я стараюсь наслаждаться им при каждом удобном случае.

Грейс согласилась, однако ее поразило, с какой готовностью он критикует собственный дворец и говорит о неприятных воспоминаниях — ведь это очень личная тема.

— Совершенно согласна насчет вашего солнца, — ответила она. — Впервые я радовалась ему в прошлом году, когда неподалеку отсюда снималась в фильме…

— «Поймать вора», — подхватил Ренье. — Я его видел. На вас там приятно посмотреть, если мне будет позволено так выразиться. Знаете, ведь сцена, где вы с Кэри Грантом на пикнике, снята совсем неподалеку, туда меньше чем полчаса езды на машине.

— Неужели?! — Грейс приятно было это узнать.

Она моментально почувствовала себя более непринужденно, даже как-то по-домашнему, в этом странном каменном замке.

— И я живу на вилле, очень похожей на ту, где жил Джон Роби, — сказал князь. — Я предпочел бы принять вас там. Но журналисты хотели, чтобы наша встреча состоялась здесь, хотя, мне кажется, на вилле можно было бы сделать гораздо больше хороших снимков.

— Так вы здесь не живете? — удивленно спросила Грейс.

— Нет-нет, — ответил он. — Это мой офис.

— Ничего себе офис! — Грейс демонстративно обвела рукой все вокруг.

Оценив ее иронию, Ренье усмехнулся:

— Именно поэтому мне и нужно то, что вы, американцы, называете убежищем. Но, думаю, съемочная площадка, сделанная для великого Альфреда Хичкока, может произвести такое же обескураживающее — или, лучше сказать, неправдоподобное — впечатление на того, кто не работает на ней каждый день.

— Очень верная мысль, — кивнула Грейс. Потом, внезапно припомнив первую встречу с Хичем, засмеялась и добавила: — На самом деле просто удивительно, к чему может привыкнуть человек. К тому времени, как Альфред Хичкок взялся за съемку «В случае убийства набирайте “М”», он так привык к съемочным площадкам и кинематографии, что принял в штыки предложение делать стереоскопический фильм. Во всем этом замечательном оборудовании он не способен был увидеть ничего, кроме скучной обязаловки. А потом совершенно не возражал против создания декораций, воссоздающих сразу два здания в центре Нью-Йорка для фильма «Окно во двор».

— Человек — существо, которое ко всему адаптируется, — сказал Репье, и Грейс нашла это самоутверж-дающее философское заявление неожиданным и волнующим.

Ренье остановился, и Грейс огляделась по сторонам. Разговор так увлек ее, что она не замечала окружающих пейзажей, но от места, где они сейчас стояли, захватывало дух. Позади остался сад, которого она не видела прежде, там пышно цвели розы всех оттенков — от розового до красного, а впереди виднелась увитая плющом низкая каменная стена на краю крутого обрыва. Если Грейс смотрела вниз, то видела красные крыши и узкие улочки, натянутые между окнами бельевые веревки и повозки с осликами на дорогах. Если она поднимала глаза, то видела синюю линию горизонта, где глубокая лазурь воды встречалась с голубизной неба. А по краям располагались прибрежные земли — словно написанное Сезанном лоскутное одеяло из зеленых, желтых и кремовых кусочков.

— Как красиво! — выдохнула Грейс, поднеся козырьком ко лбу затянутую в перчатку ладонь, чтобы защитить глаза.

— И никогда не устареет, — согласился Ренье.

Они стояли, смотрели, любовались, и Грейс постепенно осознала, что этот момент увековечен группой мужчин с фотоаппаратами, которые следовали за ней с тех пор, как она вышла из машины.

Забавно, но на несколько минут она о них забыла.

— Я слышал, — проговорил Ренье, и его губы сложились в кривоватую улыбку, — что вы будете играть принцессу Александру в фильме по пьесе Мольнара «Лебедь»? Я видел ее в Лондоне несколько лет назад и должен признать, что оценил, как хорошо автор понимает абсурдность и трагедию жизни в монаршей семье.

— Да, бедная Александра не может быть с мужчиной, которого на самом деле любит, потому что против этого восстала вся ее семья. Но замечу, что это проблема многих семей, не только королевских. Думаю, поэтому пьеса