Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

агитации рабочих мастерских Гутонского, Боксера, Боймана, Гарта, Левина, Пантофеля, Цанка, Кизитльштейна и Койфмана. Поводом к этому послужило увольнение за распространение прокламаций некого агитатора Цегера. Революционеры начали делать оскорбительные заявления в адрес Чухнина, угрожали казнями мастеров в мастерских. После того, как адмирал пригрозил закрыть порт, волнения несколько улеглись. Чтобы не нагнетать обстановку, среди матросов с 26 по 30 октября были даже разрешены увольнения с кораблей на берег. Однако ситуация в Севастополе оставалась напряженной. В порту, по-прежнему, активно распространялась запрещенная литература, шла активная агитация. Здесь любопытно не только то, что все забастовавшие мастерские выполняли именно флотские заказы. Все остальные предприятия города работали, как ни в чем не бывало. Конечно, это не было случайностью. При этом использовался и т. н. административный ресурс, т. е. сами предприниматели дали добро на то, что бы их работники немного побузили. На это они, по-видимому, получили соответствующие указания все из той же Одессы. 27 октября началась забастовка, причем без внятного предъявления каких-либо конкретных требований. В свою очередь полиция начала отлов агитаторов. В первую же ночь было поймано 54 агитатора, в том числе и одна дама, без паспортов и определенных занятий.

Революционеры, присвоившие себе полномочия некого "городского самоуправления" прислали Чухнину письмо с требованием выводе из Севастополя 6-й сотни Донского казачьего полка, которой они больше всего боялись.

Вскоре после встречи с представителями городского самоуправления Г.П. Чухнин, озабоченный далеко идущими последствиями волнений, происшедших в городе, обратился к гражданам Севастополя с воззванием. Он призвал вспомнить свой долг перед Родиной, помочь прекращению смуты. Адмирал выразил убеждение, что высочайший манифест 17 октября, как «слово любящего Монарха, найдет живой отклик в их сердцах, что они радостно и единодушно приступят к занятиям и труду, что он, как представитель местной государственной власти, считает долгом напомнить им, что никакое нарушение существующего закона не может допустить впредь до изменения его в законодательном порядке, ибо только уважение к закону обеспечивает свободную деятельность каждого члена благоустроенного общества».

К концу октября страсти в городе немного улеглись. Но спокойствие было обманчивым, Просто теперь эпицентр своей борьбы революционеры перенесли с городских улиц во флотские казармы. До нового революционного взрыва оставались считанные дни.

* * *

К середине ноября 1905 года и так непростое положение в Севастополе и, в особенности на флоте, снова резко осложнилось. Бурная агитационная деятельность революционеров начала давать свои плоды. Началось брожение среди солдат 49-го Брестского полка и в Лазаревских морских казармах. Среди организаторов мятежа в Брестском полку значился ефрейтор Яков Киршенштейн. Историк Б. Никольский пишет: "… был депутатом от мятежников полка в дивизии. К нему приводили арестованных за несочувствие мятежу, и он решал, кто из них может быть освобожден и кто должен содержаться под стражей. В дни мятежа он выдавал за своей подписью пропускные билеты для выхода из казарм флотской дивизии. Еще до возникновения мятежа он, Киршенштейн, вел агитацию к мятежу среди нижних чинов своей 15-й роты… Рядовые той же роты Шлема, Линде и Нахим Милевский добровольно примкнули к мятежу и ночью не пошли вместе с нижним чинами в лагерь своего полка, а ушли в казармы флотской дивизии, где и были арестованы по подавлении мятежа… Ефрейтор Гирщ Гольбдвассер, утром 13 ноября, оставаясь в казармах своего полка, когда полк еще не прибыл из лагеря, он, Гольбдвассер, говорил матросам-мятежникам, пришедшим из дивизии, что в цейхгаузе пока есть патроны, и советовал их им взять…"

На всей Черноморской эскадре настроение команд так же, мягко говоря, «оставляло желать много лучшего». Особенно сложной была ситуация на Крейсере "Очаков"! Агитаторы не встречая серьезного противоборства агитировали не только в городу и в порту, но уже и на кораблях.

9 ноября вновь забастовали учащиеся средних учебных заведений Севастополя: реального училища, женской гимназии, мужской прогимназии… Причина забастовки была явно надуманная и заключалась в «бездушии со стороны администрации к воспитанникам, убивающем благодарные и живые порывы юности».

В городе и на флоте нарастало и политическое противостояние, революционеров всех мастей, вступивших в противоборство за влияние на толпу. 6 ноября на Приморском бульваре было организовано "народное собрание", на нем присутствовало около 2000 человек. Выступало много ораторов от различных политических течений. Затем схватились в драке эсдеки и эсеры, В хронике значится: "социал-революционеры и социал-демократы затеяли у эстрады спор о своих программах и собравшиеся стали расходиться». 8 ноября в Симферополь прибыл и вступил в должность командир 7-го армейского корпуса генерал-лейтенант Меллер-Закомельский.

Из донесения ротмистра Васильева командиру отдельного корпуса жандармов о событиях в Севастополе: "11 ноября часов около 4 пополудни неоднократно и ранее собиравшиеся на сходки матросы Черноморского флота, собрались большой толпой на площадке между казармами флота и казармами 49-го пехотного Брестского полка; на сходку пошли в значительном числе нижние чины Брестского полка, успевшие благодаря соседству с матросами, достаточно распропагандироваться; к ним примкнули жители Корабельной и Татарской слободок, большинство коих работает в Лазаревском адмиралтействе Севастопольского порта. Толпа дошла до 5000 человек. Среди нее появились агитаторы. В это время к толпе подошел начальник учебного отряда Черноморского флота контр-адмирал Писаревский, одновременно заведовавший командами, остававшимися на берегу, т. е. в казармах, вызвавший на случай необходимости рассеять толпу сборную, так называемую «боевую роту», т. е. роту с винтовками. Так как об этой сходке властям было известно накануне, по распоряжению, отданного заблаговременно, к месту сходки подошла учебная команда 50-го пехотного Белостокского полка, с ружьями, под командой своего начальника штабс-капитана Штейна.

Отделившись от команды, штабс-капитан Штейн подошел к контр-адмиралу Писаревскому за получением приказаний. Говорят, адмирал отдал довольно громко приказание штабс-капитану Штейну стрелять в толпу, если она откажет в повиновении и не разойдется. Это быстро пронеслось по рядам матросов, и находившейся в составе патруля матрос 28 экипажа Петров, подбежав к забору, отделяющему его от адмирала (на месте сходки строится каменное здание, окруженное дощатым забором), просунул винтовку в щель и дал один за другим три выстрела, из коих первым ранил адмирала в лопатку (рана не опасна), а другим штабс-капитана Штейна в пах, причем повредил ему мочевой пузырь. Штабс-капитан Штейн в два часа ночи умер, Петрова, крикнувшего «я убил адмирала», арестовали и отвели в морские казармы.

Вскоре прибыл на место происшествия и.д. севастопольского полицмейстера, отдельного корпуса жандармов ротмистр Гангардт и, по возможности, успокоил толпу, и она понемногу разошлась. Матросы вернулись в казармы и потребовали освобождения Петрова, причем обратились с этим требованием к случайно встреченному капитану 2 ранга. Заявление штаб-офицера о том, что он не вправе разрешить этого вопроса, не было принято толпою, из