Пушкин и другие флотские. Морские рассказы - Виктор Красильников

им улыбаться – и они напоминают молоденьких кошечек, которых чешут за ушком. Одноклассницы кокетливо жмурились, погружаясь в мечтательный, захватывающий мир с цветами и пирожным. Да кто, кроме них, знает ещё с чем?! Кумир отворачивался и хмурился. Тотчас их постигало уныние, словно личики покрылись морщинками, одолели болезни. И где он, любимый? И был ли он вообще?

Вот только с Ольгой Николаевной дар совсем не проявлялся. От пустого взгляда нарцисса химичка оставалась такой же естественно прекрасной, не выходя из своего предмета ни на секунду. Тогда Колька, выдавая свою задетость, рассматривал её хорошенькие ножки. Быть может, с чувством римского раба обворожительной патрицианки. Несостоявшийся герой-любовник подаваться в артисты одумался.

Вовка Медведков склонялся к поприщу адвоката, всерьёз полагая, что говорливость и контактность – два перста указующие. И я из лучших побуждений, от которых несло горьковским Лукой, подтвердил реальность надежд с его-то выпирающими задатками. Будущие лавры судейской карьеры требовали всё новых обсуждений и новых словесных авансов с моей стороны. Невольно доведший беднягу до умопомрачительного нетерпения, сам подорвался на той же мине.

Припомнились свои же мечтания: приятные коллеги, чьи- то судьбы, взывающие к закону, плачущие в надушенные платочки интеллигентные женщины. Я и раньше подумывал о юридическом институте, как о чём-то достойном. Теперь втайне от Вовки переходчиво «заболел». И, что типично для русского человека, не ударил и пальцем в сторону приличной учёбы.

Все интересные и не очень девочки класса мечтали о скором замужестве. Тем огорчали мучениц-предметниц, понимающих, что ветряшки сидят на облаках фантазий чаще, чем за партой. Та, что звалась Татьяной, жила в том же подворье и водила к себе ближайший круг подружек. Как-то предложила невзначай домашний пирожок. Смекнул – румяненький не просто угощение, а последний сердечный подход. Поблагодарил и… не взял. Танечка убедилась окончательно в моём чурбанстве.

Отметил верное жизненное наблюдение. Оно гласило: кто нравится, тому редко подходим мы, а кто тянется к нам – не вызывает в нас ответа. Жизнь, будто боясь, что забуду, всё подтверждала и подтверждала грустную сентенцию…

Подобно внезапному фейерверку, стряслось событие, взволновавшее родню. Вадим, наконец-то, определил избранницу. Радость счастливой находки обязывала закатить свадебное гулянье никак не меньше трёх дней. Истаскавшегося с ним гуляку, то бишь меня, почтил он в первую очередь весёлым приглашением.

О, свадьба, свадьба – звучит волшебно, едва ли не по-марсиански для впервые званного. Мой единственный чёрный костюм безупречно наглажен маменькой. Найден галстук к белой нейлоновой рубахе. (Её я с благоглупости выменял на верный велик «Кама»). К ней для важности наделась никогда не носимая жилетка. Торчащий платочек, отполированные ботинки, тщательно причёсанные волосы под битлов сделали из меня другого человека.

Со скромным подарком в шестом часу вечера появился на Быку в частном домике покойной бабушки. Жених, рассерженный моей запоздалостью, выглядел устало задёрганным.

Ну вовсе не похожим на счастливого. Зато невеста свежо хороша, приветлива. Веснушки на тоненьком, маленьком носике очень кстати подчёркивали её задорность. У радиолы, игравшей модное про шарманщика старого Карла и его дочку, дежурила девушка. Поставит пластинку и почему-то посмотрит на меня со значением.

Всюду толкалась родня известная и почти что нет. Занимаемая собой, она галдела и улыбалась с предвкушением скорой посадки за стол. Не нашедший манеру держаться средь музыки и толкотни, отошёл в сторонку, стараясь сохранить на лице приличествующее случаю выражение.

Многие согласятся, что почти всё приятное и неприятное в нашей жизни происходит только вдруг. И точно – из раскрытой двери в просторнейшую кухню выпорхнул яркий образ.

Шатенка – до удивительности стройная, с личиком не менее удивительной строгой красоты. Княжна, княгиня – сразу невольно произносится в сердце и в голове без всяких сортировок. Взгляд подруги невесты мимолётно останавливается на мне. Снова титулы, никогда не извлекаемые из словарного запаса, прокалывают меня окончательно.

Зовут к столу. Так получается – мы оказываемся рядом.

Ужас! Что у меня с лицом? Куда деть руки? Позорный тупик по этикету пустячных услуг.

Мужчины предпочли начать сразу с водочки. Выручает бывалость: пить, проклятую, красиво. Не фыркая, не морщась. Преуспевший в сомнительном, я ничуть не отставал.

Манерно не закусывал под «Горько!», словно в рюмки наливался лимонад. Куда-то знакомо пропала неловкость. Княжна уже не один раз закатисто смеялась над отпускаемыми мной шуточками. Объявили танцы. Девушка у пластинок более не посматривала с надеждой в мою сторону. Ладонь левой руки чувствовала волшебную гибкость талии партнёрши. От совершенно товарищеского «ты» пролегла располагающая к друг другу приязнь.

Снова сели за стол. От серии новых частых тостов стал съезжать с ясности в туман. Зная наперёд: когда змий выбьет предохранители, я наговорю с три короба. Завтра, к стыду, все посмотрят на меня любопытными глазами. Сумасшествие пьяного бесшабашия захватило целиком, странно высветлило мозг и задёрнуло память…

Осознание себя пришло на крыльце под ночными звёздами и не замечаемым морозным ветром. С каких-то рыжиков в распахнутой жилетке. Рядом стоит Вадим и несколько не в пример стойких. Вернувшись в дом, почти сразу был уложен спать. Раздели, как маленького, открыв помимо прочих вольнодумствий за вечер и ношение крестика на белом шнурочке.

Надел я его недавно из чистого фрондёрства и сомнения во всём. Из последних сил полузабытья миссионерствовал. Призывал к просветлению душ и возрождению света Христова над роднёй, нашей окрестностью и вообще повсеместно.

Сразу с пробуждением пришло чувство большой вины и чего-то непоправимо сотворённого. Опохмелившись с мужиками, понемногу успокоился. Выведал к тому же, что молодые спали в другом доме. Теперь за ними ушли, взяв лучшие тарелки для звонкого битья в опочивальне. Вскоре явились молодые с сопровождением, среди них – княжна, с участливым интересом на меня посмотревшая.

– Значит, не всё потеряно, – приободрился.

Гости с помятыми лицами расселись. Застолье с танцами проигралось снова, на удивление, ещё быстрее вчерашнего.

К вечеру меня растолкали. У порога стояла мать. Это означало одно: скорую смену якорной стоянки. Смущённый, виноватым взглядом встречаюсь с нисколько не осуждающими, сожалеющими глазами. В немногие секунды прощания доходит, как глупо распорядился временем. Потому и теряю, едва познакомившись, прекрасную девушку. Никогда не увидеть её больше, и это «никогда» точно не прощу себе.

Дома стало хуже. Ай-яй-яй – опять подорвался. От душевного разлада сочинились стихи, имевшие для меня некоторые последствия.

Название выдумывать не пришлось – диктовала сама жизнь.

Свадьба. 7-е ноября

Вы совершенная княгиня.

Я даже медный поясок

На вашем платье, не стыдите,

За золотой почесть бы мог.

В вас очень много от породы.