Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

кого был псевдоним такой-то?..“ Даже я, за многие годы совместной жизни привыкшая к этому стилю, иногда не выдерживала: „Это не дом, а проходной двор!“»[230]

Список источников

1. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала XX века. Под общ. ред. Б. М. Кирикова. – СПб. Пилигрим, 1996.

2. Бокариус М. Моисей Семенович Лесман // Невский библиофил. 2004. № 9.

3. Князева Н. Каждый день и всю жизнь // Журнал «Наше наследие» № 01 (13), 1990.

4. Фирсов Б. М. Ленинградские коллекционеры как культурно-исторический феномен // Журнал «Неприкосновенный запас» (2009. № 2 (64)).

5. Фирсов Б. М. Разномыслие в СССР. 1940–1960-е годы. История, теория и практики. СПб., 2008.

Станция метро «Площадь Восстания» (1955)

Восстания пл., 2 а

«Мы входим в Знаменскую церковь. Возле клироса жмутся какие-то тени. Мы подходим ближе, шаги наши гулко отдаются в промерзлой тишине. Я вижу: это старухи – нищие, закутанные в рваные платки и шали. Наверно, они спрятались тут в надежде согреться, но тут еще холоднее, чем на улице.

– Подождите меня, – шепчет Гумилев, – я пойду поищу священника.

И он уходит. Я прислоняюсь к стене и закрываю глаза… <…> Мне становится страшно.

Слишком тихо, слишком темно здесь, в этой церкви. От одиноко мерцающих маленьких огоньков перед иконами все кажется таинственным и враждебным. <…>

Мне хочется убежать отсюда. Я стараюсь думать о Лермонтове, но не могу сосредоточиться.

Скорей бы вернулся Гумилев!

И он наконец возвращается. За ним, мелко семеня, спешит маленький худенький священник, на ходу оправляя должно быть наспех надетую на штатский костюм рясу. „Служителям культа“ рекомендуется теперь, во избежание неприятностей и насмешек, не носить „спецодежду“ за стенами церкви.

– По ком панихида? По Михаиле? По новопреставленном Михаиле? – спрашивает он.

– Нет, батюшка. Не по новопреставленном. Просто по болярине Михаиле»[231].

Площадь Восстания, 2А

Именно сюда, на место нынешнего вестибюля станции метро «Площадь Восстания», сто лет назад в день рождения Лермонтова, поэт Николай Гумилев привел свою молодую подругу Ирину Одоевцеву почтить его память.

Это были первые послереволюционные годы, и здесь тогда еще стояла построенная в деревянном исполнении в XVIII веке, а в каменном – в самом начале XIX, церковь Входа Господня в Иерусалим, известная как Знаменская церковь, которая после революции была одной из немногих, избежавших модернизации и «обновленчества» (этим словом в 1920-е называлось единственное официально признаваемое в РСФСР православное движение).

Но в 1930-е годы даже священники-обновленцы стали жертвами репрессий, что уж говорить о «старой школе», а сами здания церквей начали массово ликвидировать.

У Знаменской церкви, однако, нашелся защитник. Единственный в СССР нобелевский лауреат, выросший в семье священнослужителей и сам окончивший духовную семинарию академик Иван Павлов, по слухам, лично ездил в Москву просить не разрушать обитель, в которой, по свидетельству иеромонаха Сампсона, он был не только прихожанином, но даже церковным старостой (данные эти, правда, не подтверждены и расходятся с заявлениями самого Павлова, утверждавшего, что церковь он не посещает). Тем не менее в глазах ленинградцев его имя было связано именно с этим местом. Бесспорны также свидетельства его защиты духовного сословия, например, письмо ученого председателю Совета народных комиссаров СССР Вячеславу Молотову:

«8.12.1935

Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович!

<…>

…Не могу умолчать о другой теперешней несправедливости, постоянно угнетающей мое настроение. Почему мое сословие (духовное, как оно называлось раньше), из которого я вышел, считается особенно преступным? Мало того, что сами служители церкви подвергаются незаслуженным наказаниям, их дети лишены общих прав, напр., не допускаются в высшие учебные заведения. Прежнее духовное сословие, как среднее во всех отношениях – одно из здоровых и сильных. Разве оно мало работало на общую культуру родины? <…>

О нашем государственном атеизме я считаю моим долгом говорить моему Правительству и потом, принципиально и пространно»[232].

На следующий год после смерти Павлова, в 1937 году, Знаменскую церковь наконец закрыли, чтобы позже построить на ее месте одну из самых загруженных станций петербургского метро – «Площадь Восстания». В месяц она пропускает более 2 миллионов пассажиров. Сколько из них знают, что проходят по намоленным местам?

А про Ивана Петровича, даже детям известного по опыту изучения условных рефлексов с «собакой Павлова», в советское антирелигиозное время ходил такой анекдот:

«Академик Иван Павлов, возвращаясь домой из лаборатории, крестится на Знаменскую церковь. Советские прохожие осуждают его:

– Эх, папаша, несознательная ты темнота!

– Это у деда условный рефлекс!»[233]

Список источников

1. «Пощадите же родину и нас». Протесты академика И. П. Павлова против большевистских насилий // Источник, 1995. № 1 (14).

2. Антонов В. В., Кобак А. В. Святыни Петербурга, Ист. церков. энциклопедия: В 3 т. – СПб, «Лики России», 1996.

3. Константинов А. Научный анекдот // Журнал «Кот Шредингера» № 3 (29) за март 2017 г.

4. Крепс Е. М. Иван Петрович Павлов и религия // И. П. Павлов в воспоминаниях современников. Л., 1967.

5. Метрополитен Северной столицы. – СПб, «Лики России», 1995.

6. Одоевцева И. На берегах Невы // Художественная литература, 1988.

7. Павлов И. П., Ланге К. А. И. П. Павлов: pro et contra: антология: личность и творчество И. П. Павлова в оценке современников и историков науки (к 150-летию со дня рождения) // Изд-во Руского Христианского гуманит. ин-та, 1999.

8. Старец иеросхимонах Сампсон (Сиверс) 1892–1979. Жизнеописание. Беседы. Поучения // М.: Библиотека журнала «Держава», 2002.

9. Статистические данные метро Санкт-Петербург за 2016 г. // http://www.metro-spb.ru

10. Шульц С. С. Храмы Санкт-Петербурга: справочное издание: история и современность // Глаголъ, 1994.

Дом Клейшмана (1829, надстроен в 1898, Иванов)

Ковенский пер., 16 / Восстания ул., 20

<…>

На вечерах у Анны Вревской

Был общества отборный цвет.

Больной и грустный Достоевский

Ходил сюда на склоне лет

Суровой жизни скрасить бремя,

Набраться сведений и сил

Для «Дневника»…

<…>

В салоне этом без утайки,

Под обаянием хозяйки,

Славянофил и либерал

Взаимно руку пожимал.

<…>

И всех – не столько разговором,

Сколь оживленностью и взором,—

Хозяйка в несколько минут

К себе привлечь могла на диво.

Она, действительно, слыла

Обворожительно-красивой,

И вместе – добрая была.

<…>

Вмещал немало молодежи

Ее общественный салон:

Иные – в убежденьях схожи,

Тот – попросту в нее влюблен,

Иной – с конспиративным делом…

И всем нужна она была,

 Все приходили к ней, – и