Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

доброту и нравственную чистоту. Не терпевший легкомысленности и развращенности, Павел с благосклонностью смотрел на зарождавшиеся чувства искренней и бескорыстной любви крепостной актрисы и своего друга детства.

Стоит ли говорить, что не всем по душе была мысль о «крепостной графине», особенно некоторым родственникам 50-летнего Николая, терявшим таким образом не только репутацию, но и часть наследства.

Но даже митрополит Платон благословил неравный союз влюбленных и пара тайно обвенчалась в 1801 году. На церемонии присутствовали лишь два свидетеля – знаменитый архитектор Джакомо Кваренги и подруга невесты, также бывшая артистка крепостного театра Шереметевых, Татьяна Шлыкова, которая всю свою жизнь посвятит заботе о единственном сыне новоиспеченных супругов, а потом и внуке, рассказывая им историю сказочной любви простой крестьянки и богатейшего графа, друга монарших особ.

Монархом к этому времени был уже Александр I, который дал согласие на этот неравный брак по факту, после церемонии.

Счастье молодоженов в Фонтанном доме продлилось недолго. Спустя 2 года Прасковья родила здесь сына Дмитрия и через три недели после родов скончалась здесь же в возрасте 34 лет, на смертном одре взяв с подруги Татьяны обещание заботиться о сыне.

Безутешный Николай даже не смог присутствовать на похоронах в Александро-Невской лавре. Он несколько дней пребывал в беспамятстве от горя и часами сидел в любимой беседке Прасковьи в саду Фонтанного дома.

Придя в себя, все оставшиеся 6 лет своей жизни он занимался благотворительностью в память о жене.

Не переставая обожествлять свою любовь к Прасковье, граф тем не менее сблизился с няней Дмитрия, бывшей крепостной артисткой Аленой Казаковой, которая родила ему троих детей, крестным которым стал сам Дмитрий.

После смерти Николая владельцем Фонтанного дома стал его законный сын от Прасковьи – Дмитрий. А после смерти Дмитрия – внук Сергей, последний из Шереметевых, которым пришлось здесь жить.

В XX же веке дворец ждала история, типичная для таких строений после революции – здесь располагались музей дворянского быта, Астрономический институт, коммунальные квартиры… И вот уже Анна Ахматова ходит по аллеям сада Прасковьи Жемчуговой и проживет здесь намного дольше своей предшественницы – более 30 лет. Сад, где бывшая крепостная артистка, практически не выезжавшая за пределы дворца, знала каждую тропинку, спустя полтора века был изрыт траншеями, которые обкладывали мешками с песком, сшитыми жившей здесь Анной Ахматовой, зачисленной в противопожарный отряд. Поэтесса именно здесь встретит блокаду Ленинграда.

У Фонтанного дома, у Фонтанного дома,

У подъездов, глухо запахнутых,

У резных чугунных ворот

Гражданка Анна Андреевна Ахматова,

Поэт Анна Ахматова

На дежурство ночью встает.

На левом бедре ее

тяжелеет, обвиснув, противогаз,

А по правую руку, как всегда, налегке,

В покрывале одном,

приоткинутом

над сиянием глаз,

Гостья милая – Муза

с легкою дудочкою в руке.

А напротив, через Фонтанку, —

немые сплошные дома,

Окна в белых крестах.  А за ними ни искры,

ни зги.

И мерцает на стеклах

жемчужно-прозрачная тьма.

И на подступах ближних отброшены

снова враги.

О, кого ты, кого, супостат, захотел

превозмочь?

Или Анну Ахматову,

вставшую у Фонтанного дома,

от Армии невдалеке?

Или стражу ее, ленинградскую белую ночь?

Или Музу ее со смертельным оружьем,

с легкой дудочкой в легкой руке?[242]

Список источников

1. Берггольц О. Собрание сочинений, т. 3 // Художественная литература, 1973.

2. Греч А. Н. Венок усадьбам. – М.: АСТ-ПРЕСС КНИГА, 2006.

3. Елизарова Н. Крепостная актриса П. И. Ковалева-Жемчугова – М., 1956

4. Из переписки графа Н. П. Шереметева // Русский архив, 1896.

5. Краско А. Три века городской усадьбы графов Шереметевых. Люди и события. – М., 2009.

6. Фрезе Г. П. Описание болезней его светлости графа

7. Шереметев, Николай Петрович // Русский биографический словарь: в 25 т. – СПб. – М., 1896–1918.

8. Языков Д. Графиня Прасковья Ивановна Шереметева. – М., 1903.

Каменноостровский театр (1844, Кавос)

Наб. р. Крестовки, 10

«По нескольку раз в лето воспитанниц, в числе десяти человек, брали на казенную дачу на Каменном острове, в которой жил и сам управляющий училищем Федоров. Наша дачная жизнь протекала очень однообразно, подруг было мало, и мы, попав на дачу, искренно завидовали оставшимся в городе. С ними мы переписывались, отдавая письма кучеру Федорова, ездившего почти ежедневно в театральную дирекцию. По дороге в город Федоров наши письма, видимо, вскрывал и прочитывал, так как часто делал выговоры виновным в сообщении разных школьных сплетен, а в особенности за сетование на дачную скуку. <…> Впоследствии, наученные горьким опытом, воспитанницы перед отъездом на дачу сговаривались об условных знаках, которые выражали бы настоящую мысль, не раздражая грозного начальника. Так, в частности, желая пожаловаться на скуку, писали, что на даче живется очень весело, но только слово „весело“ писали через букву „ять“. Обвинение в безграмотности было, видно, менее страшно, чем укоризны в неблагодарности. <…>

Проживающих на казенной даче иногда водили на спектакли в Каменноостровский театр, где им предоставляли одну-две ложи. На одном из спектаклей произошел забавный инцидент с моей товаркой Кеммерер. Шел балет „Роберт и Бертрам, или Два вора“, в котором изображаются воровские проделки героев. В одной из картин они забираются в дом, хозяева которого ушли на свадьбу, и спокойно обкрадывают его, как вдруг вдали показывается возвращающаяся домой свадебная процессия. Кеммерер, бывшая уже в одном из старших классов, так увлеклась спектаклем, что забыла, что находится в театре, и закричала на весь зрительный зал, желая предупредить воров об угрожавшей им опасности быть пойманными: „Скорее, скорее! Идут, идут!..“»[243].

Набережная реки Крестовки, 10

Именно в этот театр, маясь от дачной скуки, ходили каждое лето, наряду с петербургским обществом, отдыхавшим на Островах, и юные воспитанницы Театрального училища. Каменный остров в середине XIX века – популярное место отдыха, совмещающее очарование загородной жизни и близость от города – каждое лето оживало: сливки общества и члены императорской семьи навещали свои за год забытые дачи, приказчики потирали руки от количества арендаторов, желающих снять на лето деревянные домики, а труппы городских театров перемещались на загородные сцены.

Этим летом 1858 года маленькая 10-летняя артистка Екатерина Вазем, сидя в обитой пурпурным трипом ложе со своими сокурсницами, наблюдала здесь спектакли балета, мечтая самой оказаться среди танцовщиц. Александра Кеммерер, наверняка получившая за