Дитя чумного края - Натали Абражевич

Так же вместе они принесли и ризы, взялись его облачать, почти что ослепленные их белизной, светящейся в благоговейном полумраке.

Когда они закончили, Йергерт встал в чашу, а прислужницы присели ровным кругом, кончиками пальцев прикоснулись к ободку изогнутого края.

Старшая из женщин снова зачерпнула воду с запахом сладкой марилии.

— Прими всю благодать, коей омоют тебя Духи Запада, — произнесла она и опрокинула ковш на макушку Йергерту.

— Прими всю благодать, коей омоют тебя Духи Юга…

После последнего ковша в тягучей тишине прождали несколько минут, чтоб Первая вода стекла и в чаше оказалась. В ожидании прислужницы снова взывали; шепот их опять звучал дыханием и стуком сердца.

А Йерсена успокаивалась: дело сделано. Она была уверена, что Йергерт ее не заметил, не узнал. Что он теперь перешагнет край чаши, выйдет прочь из темноты пещеры, и ее присутствие останется маленькой тайной — Йер ее уж точно не откроет никому.

Так все и выходило: время истекло, и встали девушки. Йергерт шагнул. И почему-то повернул вдруг голову

На миг два взгляда встретились. Йерсена уж давно не видела, чтоб он так яростно, так ненавидяще смотрел.

* * *

Когда Йер вышла из купален, уж стемнело. К вечеру промозглый ветер разгулялся, а без теплых солнечных лучей мгновенно наползла безжалостная стылость.

Двор был тихий. Все, должно быть, уже собирались к ужину, и окна ремтера впотьмах светились завлекающе и ярко; в них мелькали силуэты братьев, чудилось, что долетали голоса. А Йер вдруг замерла, руками себя обхватила и смотрела на до боли режущие пятна света на стене. Ветер рвал волосы, напитанные влагой, щекотал ими лицо, дразнил нос ароматом. С неба скалил рожки прирастающий, но худосочный пока месяц, что протиснулся сквозь поволоку облаков и окружил себя прозрачно желтым призраком гало.

Йер не хотелось подниматься в ремтер: утомилась. Не из-за купален, а от напряжения, от зудом замершего под ногтями ощущения невыносимой отчужденности, от бесконечной настороженности. Стоит ей ступить в свет зала, ею завладеет суетная круговерть. В ней нужно будет постоянно притворяться, ни за что не расслабляться, каждый миг за чем-нибудь следить.

Там будет Йергерт, что и раньше-то всегда готов был сделать гадость; Содрехт, что порою делал вид, что обращается, как с равной, а порою будто и не видел; будет настоятельница, пристально смотрящая, оценивающая, кутающая в зыбкие обещания, посулы и угрозы… будет и брат Кармунд, чье внимание ей ненавистно и желанно.

Она так устала.

Много лучше было здесь, наедине с собой. В компанию — далекое темное небо, ореол луны на нем, да еле различимая сквозь тучи россыпь звезд. Из черноты приглядывали Семь сестер.

Йер бы хотела спрятаться тут в сумрачных тенях и раствориться в них — так проще, чем в свечном свету под взглядами извечных чужаков.

Она тряхнула головой и поспешила внутрь. Ужин не накроет сам себя.

Время текло необычайно быстро. Чудилось, что братья только сели — а уже и самые нерасторопные из малышни заканчиваюли подбирать объедки; только и успелось, что приметить ризы Йергерта, отлично видные издалека, да вежливо кивнуть под взглядом брата Кармунда и настоятельницы.

Так же мимолетно вышло со стола убрать да переждать, пока все разойдутся.

Наконец опомнившись, Йер выудила из подсумка пузырек со снадобьем айну. Ей следовало выпить. Она мялась. Свечи обрастали бахромой подтеков, тени от огней мелко дрожали, за окном скулил промозглый горный ветер.

Йер с усилием выдрала пробку и принюхалась. Взболтнула, опрокинула в себя одним глотком, пока еще не слишком сомневалась.

Она очень ясно поняла вдруг: все. Пути назад не будет, дальше — только воля Духов. Она вверила свою дальнейшую жизнь им, и лишь они решат, что с нею будет.

Утешительным ей это не казалось: она помнила, что Духи — редко милосердны, и что отнимают они чаще, чем даруют. Помнила и что нужны им жертвы.

На мгновение сперло дыхание — ей страшно стало от того, что в жертву могут стребовать. Йер заметалась из конца в конец длинного зала. Ждать бездеятельно у нее не выходило — не умела.

И тогда она еще раз выскочила в темень, в холод, в зло секущий ветер, что обжег лицо и волосы встрепал. Перебежала поскорей подальше от горящих глаз, застывших у калитки, попыталась убежать от запаха венка просителя, ведь он напоминал: все волей Духов.

Только в темноте святилища она остановилась, выдохнула, с облегчением согрела щеки теплотой ладоней и утерла выбитые ветром слезы. Понеслась сквозь черноту на свет огня, что полыхал надежным маяком, вцепилась в зелень ленты на подставке. Та назло запуталась и не хотела развязаться.

— Ну! — не выдержала Йер, и волей принудила пальцы перестать дрожать, распутать узел.

Замерла перед жаровней, только-только завела сумбурную и сбивчивую просьбу, как послышались шаги. Йер знала, кто идет.

Ленточка улетела в пламя безо всякой просьбы, а Йерсена бросилась во тьму. Ощупью отыскала стену, чудом не влетев в нее лицом, присела, вжалась, всеми силами пытаясь вдавить спину в углубление в камнях.

На входе уже было видно ризы, слишком яркие и слишком белые. Ей оставалось лишь молиться, чтобы не заметил.

Йергерт ей припомнит Очищение, что она осквернила, но испортить еще Бдение — уж слишком. Против воли она глянула на меч, что не заметила сперва возле жаровни. Этот — настоящий, не простая деревяшка. Если им ударит, то убьет.

Йер оставалось только наблюдать, как медленно прошел мальчишка и как встал перед огнем — свет очертил его. Он кратко хлопнул — звук пронесся эхом, разорвал ночную тишину. Йергерт вздохнул — отчетливо и громко, а Йер испугалась, что он так же слышит и ее дыхание, стук крови, что терзал виски.

Она попробовала вынудить себя дышать спокойнее.

Йергерт тем временем достал свой старый деревянный меч, неловко повертел его в руках, взгляд задержал — и лишь потом, словно с усилием, швырнул в огонь.

В жестах сквозила уязвимость — непривычная и странная.

Он медленно пошел вокруг жаровни, взялся за уже другой клинок — стальной, тот, что ожидал его, жрецами подготовленный. Это — фамильный меч Черная наледь — Сойено́р на древнем языке. Меч, что лишь чудом возвратился вместе с Гертвигом, не сгинув где-то в дебрях Полустрова, и спустя столько лет дождался нового хозяина.

Клинок легко вышел из ножен. В кругляше навершия блестело три некрупных янтаря. Йергерт невыносимо долго всматривался в лезвие завороженный и как будто бы напуганный тем,