Шотландия в Новое время. В поисках идентичностей - Виктор Юрьевич Апрыщенко

состояла в том, что он должен был прийти на луг, называемый Dail o' chait, построить там хижину, развести в ней огонь и, проткнув принесенного с собой кота шестом, держать его над огнем до тех пор, пока не почувствует, что все темные силы, которыми он одержим, испарились из его души. После этого все его грехи будут прощены. Желание Юена избавиться от грехов было столь велико, что он истребил всех котов в округе, и животные бежали прочь, лишь заслышав человеческий голос. Этой мере предшествовала, правда, другая, когда безутешный отец отправляется в паломничество в Рим, однако прибыв в Голландию и почувствовав там, что силы оставляют его, решил отправить вместо себя в Италию своего духовника Макфайла. Тот, получив аудиенцию Папы, вернулся в Шотландию и передал Юену наказ понтифика, что во имя спасения души Доналда необходимо возвести шесть часовен, которые и были построены во владениях Камеронов[318]. Очевидно, это казалось вождю недостаточным, что и способствовало его обращению за помощью к ведьме.

Эмоциональные стрессы действительно представляли проблему, но общество имело средства борьбы с ними, или, по крайней мере, опыт создания условий, в которых эмоциональная нестабильность не представляла угрозу для жизни. Упомянутая Агнес Семпсон, возможно, была обеспокоена средствами ее лечения, но, как бы там ни было, они оказались эффективны и в ее случае, и, по-видимому, для многих других, находившихся в подобных условиях.

На национальном уровне, даже несмотря на существующие страхи и беспокойства, на протяжении XVII в. очевиден общий прогресс в оценке опасностей, а также в развитии массовых истерий по сравнению с предыдущим веком. XVIII же столетие может быть расценено как век просвещенной, рациональной мысли, воплощенной Д. Юмом, А. Смитом, А. Фергюсоном и другими просветителями, чья эпоха последовала за столетием борьбы и насилия, вызванными попытками реформированной церкви создать прекрасное благочестивое общество. В то время как пресвитерианская разновидность христианства изо всех сил пыталась найти устойчивую точку опоры в Шотландии, сформировав социальную и культурную базу, положение христианской религии в целом и ее значимость не подвергались сомнению. Шотландское общество было бесспорно христианским на заре Нового времени, но оттого, что в предшествующие века наряду с ортодоксальной религией существовали многочисленные неофициальные верования, протестантизм встал перед разнообразными вызовами, связанными с преодолением дохристианских, а порой и антихристианских культов. Общество, в подавляющем большинстве, объясняло мир посредством иудео-христианской традиции, преподносимой через церковные проповеди и катехизис, но в то же самое время многие люди, исходя из собственного опыта, отдавали отчет в том, что окружающий мир и природа не были теми субстанциями, которыми всегда было легко управлять, используя официально санкционированный ритуал. Бог, возможно, был единственной санкционированной властью церкви и универсальной духовной силой, полномочия которой распространялись на все живое, но большинство людей страховало свои жизненные ставки, пытаясь умиротворить и другие стихии мира. Для многих необъяснимые и невидимые силы, приводящие мир в движение, пропитывали ежедневную жизнь и то, что ее сопровождало – солнце, луну, звезды, планеты, фей, призраков или духов – все то, что в определенные моменты жизни могло быть полезно или вредоносно в зависимости от обстоятельств. Большинство людей верило в эти различные силы, которые они рассматривали как относительно безвредные в своей повседневной жизни.

Волшебство было средством, позволяющим людям понять и справляться с миром сверхествественного и порой даже выжить. Следование вере в потусторонние силы призвано было приносить определенную пользу, удачу, материальное благополучие, любовь и здоровье, богатство и т. д. Люди верили в удачу, которая необходима была им как компенсация за потери, которые они несли в их повседневной жизни[319]. В то же самое время, долгие десятилетия, проведенные реформированной церковью в борьбе за то, чтобы стать доминирующей социальной и политической силой в шотландском обществе, не прошли даром, определяя климат страхов и беспокойства и формируя условия для нападок на традиционные дохристианские верования и практики.

В основе веры в волшебство, как и повсюду в Европе, в Шотландии лежали глубокие фольклорные ритуалы и верования. Работа Карло Гинзбурга о фриульском мельнике является очевидным подтверждением этого. Исследователь обнаружил замечательный культ бенанданти в северной Италии, которые, отстаивая изобилие, по ночам превращались в духов и боролись с ведьмами, в то время как их тела оставались в неком подобии транса[320]. Историки, признавая, что это был уникальный для Европы культурный феномен, не решались его комментировать. Однако действительно ли культ бенанданти был столь уникален, или, возможно, многие доиндустриальные крестьянские сообщества имели подобные верования и даже культы, а проблема заключается лишь в том, чтобы обнаружить их? И какова была связь этого культа с ведовством?

Сам К. Гинзбург стремился к тому, чтобы произвести синтез верований и религиозных практик, и пытался объяснить собрания волшебников, включая ведовской шабаш, как метафору экстатического путешествия в царство мертвых[321]. Этот архаичный символ, по мнению исследователя, происходил от древних кельтов, а еще ранее мог быть обнаружен у скифов. Аналогичные образы включают в себя не только бенанданти, но и Орфея, Эдипа, Золушку и ливонских оборотней XVII в. Мало кто из исследователей принял эту объяснительную схему К. Гинзбурга.

Однако теория итальянского ученого действительно обладает немалыми эвристическими возможностями. Предложенная им модель, связанная с «экстатическим путешествием в мир мертвых», основывается на предполагаемых кросскультурных связях, существовавших на протяжении тысячелетий. И целый ряд ученых находят ей подтверждения[322]. Глубоко укоренившиеся в фольклоре верования и мифические структуры имели важное значение для осмысления колдовства. И даже абстрагируясь от экскурса, предпринятого Гинзбургом в архаичное прошлое, вполне очевидно, что свидетельства раннесовременного периода указывают на веру в контакты определенных людей со сверъестественными силами.

Для Шотландии это справедливо как ни для какого другого региона. Шотландские крестьяне в этом смысле не были исключением, обладая космополитичной культурой, полностью укоренившейся в фольклорном материале. Орфей был важен для Гинзбурга в качестве дополнительного аргумента, и шотландские крестьяне воспевали в балладах Орфея в особой версии, где Эвридика была унесена феями, и Орфей успешно спасал ее. Шотландские авторы отлично были знакомы с классической традицией, воспроизводя ее в собственных произведениях, при этом окончания поэм полностью совпадали с их античными прототипами. Роберт Хенрисон является автором поэмы об Орфее, написанной в сочетании классического стандарта и эрудитской традиции XV в., и хотя автор использует образ феи, вся концепция полностью выполнена в пределах классического контекста[323].

Фольклор является частью и традиционных верований, и традиционных историй. Хотя то, во что люди верили, являлось для них истинным, в то время как истории, рассказанные кем-то, оставались лишь частью повествования, в действительности граница между верой