Василий Макарович - Михаил Вячеславович Гундарин

Хроника

1970 – вышел фильм «Странные люди» (сценарий и режиссура Шукшина) и сборник «Земляки» (издательство «Советская Россия»).

1971 – за исполнение роли инженера Чёрных в фильме С.Герасимова «У озера» Шукшин удостоен Государственной премии СССР.

1972 – переходит на киностудию «Мосфильм».

1972, август – сентябрь – последний раз приезжает в Сростки.

1973, апрель – премьера фильма «Печки-лавочки»; в издательстве «Современник» выходит сборник рассказов «Характеры».

1974, февраль – премьера фильма «Калина красная»; в издательстве «Советская Россия» вышла книга «Беседы при ясной луне».

1974, апрель – получает главный приз Всесоюзного кинофестиваля в Баку за фильм «Калина красная».

1974, конец мая – на Дону начались съёмки фильма С.Бондарчука «Они сражались за родину», куда Шукшин приглашён на роль Петра Лопахина.

1974, 2 октября – Василий Макарович Шукшин скоропостижно скончался на съёмках фильма «Они сражались за родину», на теплоходе «Дунай».

1974, 6 октября – похороны Шукшина на Новодевичьем кладбище.

Глава шестнадцатая

Лауреат, да не тот

М.Г.: Приступая к разговору о последних годах жизни Шукшина, не то чтобы робеешь, но задумываешься, с чего начать и о чём говорить. Во-первых, именно в это время им были созданы вершинные для себя, а может, и для всей русской прозы XX века рассказы. Во-вторых – собственно, почти никаких особых внешних событий с Василием Макаровичем тогда не происходило. Ну, снимался, снимал, это понятно. Но в основном – всё писал и писал. Огромное количество рассказов сделано им в последние шесть лет! Причём – бо́льшая часть сразу опубликована. В библиографии за эти годы – десятки наименований! И книги. И журналы. И газеты. А ещё был роман «Я пришёл дать вам волю» о Стеньке Разине, пьесы, сценарии…

Е.П.: Тут вот что ещё важно: к сорока годам Шукшин решил основные бытовые вопросы, волновавшие всякого советского человека, – от квартиры до устойчивого заработка, причём с доступом ко всему самому дефицитному: от еды до книг и фильмов. Последнее вообще по элитному разряду, куда входили ещё и загранпоездки.

Он – один из самых успешных авторов своего поколения, что в кино, что в литературе. Знаменитость. Звезда. И не надо говорить, что эта «звёздность» была полностью безразлична Василию Макаровичу, потратившему на то, чтобы пробиться, огромное количество сил и времени. И не могут не трогать буквально выкрикнутые им в беседе с болгарским журналистом Спасом Поповым слова – в июле 1974 года, за несколько месяцев до смерти:

Сейчас я думаю о коренном переустройстве своей жизни. Пора заняться серьёзным делом. В кино я проиграл лет пятнадцать, лет пять гонялся за московской пропиской. Почему? Зачем? Неустроенная жизнь мне мешала творить, я метался то туда, то сюда. Потратил много сил на ненужные вещи.

И теперь мне уже надо беречь свои силы. Создал три-четыре книжечки и два фильма. Всё остальное сделано ради существования. И поэтому решаю: конец кино! Конец всему, что мешает мне писать.[287]

Про «конец кино», думаю, сказано было всё же в сердцах; главная его цель – делать в искусстве то, что хочется (хотя мотив «завязать с кино, уйти полностью в литературу» звучал в последние годы у Шукшина постоянно). Приходилось, конечно, и кланяться редакторам, и соглашаться на замену одних рассказов другими, и чиновники прижимали, и интриг, особенно в киносфере, хватало. Но всё это было обычным делом, входило в правила игры советской творческой элиты.

М.Г.: Конечно, ничего «автоматически» не происходило: журналы и издательства курьеров за рукописями к Шукшину смиренно не присылали, могли и отказать, и дать предисловие-врезку, искажавшее смысл рассказа. Но будем честны: сильного «зажима» по части публикаций не было, печатали в целом охотно. У Шукшина даже выработалась своего рода тактика: в «толстых» журналах он публиковал, как правило, циклы рассказов, обычно от двух до семи. А вот когда целой подборки новых рассказов у Шукшина ещё не было, он отдавал только что написанный рассказ в газету. Получалось, что уже через какую-нибудь неделю после написания рассказ выходил в напечатанном виде! Например, «Сапожки», «Обида», «Как зайка летал на воздушных шариках», «Алёша Бесконвойный» (всё – прекрасные вещи) вышли в «Литературной России», а «Выбираю деревню на жительство» – в «Неделе». Журналы тоже были самые разные: и столичные (причём совсем непохожие друг на друга – например, «Новый мир» и «Наш современник»), и региональные (например, архангельский «Север»).

В 1968 году в «Советском писателе» 100-тысячным тиражом вышел сборник «Там вдали» – 22 рассказа и заглавная повесть. В 1970-м – «Земляки» («Советская Россия», 26 рассказов, 50 тысяч экз.). В 1973-м – «Характеры» («Современник», 20 рассказов, 30 тысяч экз.). Наконец, в 1974-м – «Беседы при ясной луне» («Советская Россия», 37 рассказов, 100 тысяч экз. – и почти мгновенное переиздание сразу после смерти, в 1975-м, тиражом уже 200 тысяч!). Рассказы практически не кочуют из сборника в сборник (разве чтобы устранить правку слишком бдительного редактора).

Е.П.: «Характеры», мне кажется, вообще лучшая книга Шукшина.

А отношения с редакторами и цензурой не были у него безоблачными никогда. Лично мне Василий Макарович говорил об этом при нашей встрече в 1973 году. Я тогда спросил его: вам, наверное, сейчас легче печататься, всё-таки вы лауреат Госпремии и прочее? Как бы не так, ответил он, я лауреат не такой, как нужно, каждый раз публикации приходится пробивать, вот сейчас мы с тобой расстанемся – и я пойду в гостиницу, там редактор из Питера приехал, буду его обхаживать… И ведь наверняка пошёл, понёс очередной рассказ… Писал их Шукшин, казалось, на пределе сил, не отдыхая совсем.

Вот характерное воспоминание Лидии Николаевны:

Я мыла пол, Вася работал на кухне. Когда очередь дошла до пола в кухне, я сказала: «Вася, подними ноги». Он поднял ноги, сидел и писал. Я вымыла пол, убралась и тогда на него посмотрела: Вася всё пишет, пишет, пишет, а ноги всё так же вытянуты – он забыл их опустить.[288]

Юрий Скоп писал в очерке «Неудача»:

…Приехал к нему в Свиблово и долго давил на кнопку звонка: не открывали… Потом я увидел на пороге Макарыча и – не узнал его. Обмётанный ночной щетиной, он стоял в накинутом на плечи меховом кожушке и смотрел на меня отстранёнными, как бы невидящими глазами.

– Здорово, – сказал я.

Он чуть-чуть ощурился привычным своим, пронзительным ощуром.

– Ты чего, не узнаёшь? Это я…

– А-а, заходи…

Мы прошли в комнату его, рабочую, я сразу понял,