Цена разрушения - Адам Туз

участь наиболее нуждающихся крестьян, владевших участками площадью менее 10 га, но не остановило бы долгосрочной тенденции к сокращению сельского населения. Более того, даже если перераспределению подверглись бы все пахотные земли в Германии, то каждая из 3 млн немецких крестьянских семей получила бы участок всего в 13 га. Отсюда вытекает неизбежный вывод. Даже при самых смелых мерах по «уплотнению» германских земель не хватило бы для того, чтобы обеспечить сельскому населению, имеющему значительно большую численность по сравнению с той, до которой оно сократилось к 1933 г., уровень жизни, более-менее сопоставимый с тем, который наблюдался в городах.

Этот вывод не укрылся от внимания нацистских идеологов. Собственно говоря, нацистских аграриев отличал именно этот скептицизм в отношении земельной реформы как средства решения проблем страны. Как выразился Гитлер в 4-й главе Mein Kampf, заселение восточных территорий Германии представляло собой достойную цель[518]. Но считать его принципиальным решением германских проблем было бы опасной иллюзией. Идея о том, что Германия способна процветать благодаря все более интенсивной утилизации национальных ресурсов — лишь ещё один пример либеральных заблуждений. Германия сможет добиться реального процветания лишь путём завоевания новых «жизненных пространств», и направление вектора заселения очевидно. Третий рейх начнёт там, где германские племена остановились «…шестьсот лет назад. Мы прекратим бесконечную миграцию немцев на юг и на запад и устремим свои взоры к землям, лежащим на востоке»[519]. На Нюрнбергском процессе Дарре пытался изображать себя мирным защитником интересов крестьянства[520]. Но на самом деле не может быть особых сомнений в том, что как он, так и Бакке, с самого начала в полной мере разделяли идеи Гитлера о завоеваниях. Злополучная докторская диссертация Бакке 1926 г. называлась «Русское зерновое хозяйство как опора российского населения и российской экономики»[521]. Но это была не обычная работа, посвящённая российскому сельскому хозяйству. По сути диссертация Бакке представляла собой манифест расового империализма. Согласно Бакке, развитие российской экономики можно организовать лишь посредством «проникновения иностранных этнических элементов высшего качества, которые станут верхушкой общества и вступят в борьбу с основной массой населения. Источником [этого проникновения] станет «Народ без земли» [т.е. немцы]»[522]. Надо отдать должное аттестационной комиссии: она отказала Бакке в учёной степени. Однако в националистических кругах подобные завоевательные планы, вдохновлявшиеся расовыми идеями, не были редкостью. Летом 1932 г., когда охваченная эйфорией Нацистская партия готовилась взять власть, Дарре очень чётко обозначил будущие задачи СС в докладе, зачитанном на тайном совещании партийного руководства о будущей восточной политике Третьего рейха[523]. Как ясно дал понять Гитлер и в Mein Kampf, и во «Второй книге», о включении местного населения Восточной Европы в состав Рейха не могло быть и речи. Соответственно, прелюдией к крупномасштабной программе германского расселения должно было стать полное демографическое «переустройство». Оставшихся ждал рабский труд на фермах германских поселенцев (Adelhöfe). Мечом и щитом этого расселения должны были стать СС. Родовому сообществу, тщательно взращиваемому Гиммлером и Дарре, в конце концов предстояло превратиться в прочную расовую стену — сплочённый пояс поселенческих ферм, протянувшийся вдоль восточных рубежей Рейха с тем, чтобы под его защитой германское крестьянство могло осуществлять свою колонизационную миссию. Нужно ли говорить, что подобные идеи не предназначались для публичного потребления. Но нет никаких причин сомневаться в том, что нацистское руководство принимало их всерьёз. Как бы трудно нам ни было в это поверить, необходимо учитывать аграрную идеологию, если мы хотим понять — не архаическую природу гитлеровского режима, но его исключительную воинственность.

III

Конечно же, не может быть сомнений в поддержке широких масс, на которую опиралась крестьянская программа Дарре в первые годы существования режима. 1 октября 1933 г. полмиллиона человек добралось до склонов горы Бюкеберг под Гамельном, чтобы принять участие в торжествах по случаю первого праздника урожая — нового общенационального праздника в честь германского крестьянства[524]. Весь день туда съезжались сотни поездов, привозя из всех сельских общин Северо-Германской равнины тысячи делегатов-крестьян, многие из которых были одеты в традиционные костюмы. Большинство из них прибыло на праздник по своей воле, соблазнённые перспективой отдохнуть и возможностью увидеть своего фюрера во плоти. Но ревностные партийные чиновники постарались сделать всё, чтобы мероприятие удалось. Как выразился региональный координатор из района Ганновера, «Дома следует оставаться только калекам, больным, ленивым и равнодушным, а также элементам, враждебным нашему государству». Колоссальные людские толпы, вытекавшие со станций вокруг Гамельна, шли по шестеро вряд по проходам, оцепленным с обеих сторон людьми в форме СА, рейхсвера и трудовой армии. Из громкоговорителей на наблюдательных аэростатах рейхсвера, размещённых в стратегических точках маршрута, раздавались приказы. Можно только представить, какое впечатление всё это производило на крестьян из глухой провинции. В намерения устроителей явно входило организовать грандиозную демонстрацию силы и авторитетного политического руководства. В 1933 г. это не слишком удалось из-за хаоса на склонах Бюкеберга. Первым прибывшим пришлось несколько часов простоять на склоне горы в ожидании Гитлера, наблюдая, как из долины стягиваются бесконечные колонны. Самолёт фюрера приземлился в Гамельне лишь в начале вечера, после того как Гитлер целый день принимал десятки крестьянских делегаций в столице. Когда он триумфально поднялся на вершину горы, к нему кинулась обезумевшая толпа. По мнению фотографов, крестьяне имели возможность приблизиться вплотную к Гитлеру и дотронуться до него, в отличие от того, что происходило в последующие годы на нюрнбергских съездах. К Гитлеру и его свите прорывались десятки детей с букетами цветов. Последние 600 метров до трибуны Гитлер преодолевал почти час. Всё это время многочисленные оркестры рейхсвера играли «Баденвейлерский марш», заглушавшийся экстатическими криками «Зиг хайль!» из толпы. Наряду с культом фюрера, аграризмом и псевдорелигией важнейшим элементом бюкебергской «формулы» был народный милитаризм. В последующие годы одним из главных развлечений на празднике урожая стали сложные инсценировки сражений, но даже в 1933 г. важным элементом зрелища были солдаты. Когда Гитлер наконец взошёл на трибуну, об этом событии возвестили пятикратно протрубившие фанфары, вслед за которыми батарея полевых гаубиц сделала 21 залп. На другом берегу Везера в тумане можно было разглядеть 13-й кавалерийский полк, на полном скаку построившийся в свастику, вращавшуюся вокруг своей оси.

Массовые сборища подобного масштаба не могли служить ареной для политических дискуссий. Но они были ключевыми датами в политическом календаре, диктовавшем ход принятия решений в Берлине. Сборища давали верным линии партии возможность отметить достижения режима и в то же время служили платформой, с которой можно было подавать намёки о возможном будущем политическом курсе. Празднества, состоявшиеся 1 октября 1933 г.